Ну и вот. Четвертый дан – не пустой звук даже для тех, кто про каратэ только понаслышке знает. Первенство города выигрывал, даже в международных неплохо выступил. Бояров – небезызвестная фамилия по тем временам, то есть конец семидесятых. «Бояров? Как же, как же! – Да не он, а сын его, Александр! – Как же, как же! Бояров-младший! У такого отца и такой сын! На-адо же! Молодцы!».
Рядовой Бояров, сержант Бояров – тоже звучало. Правда, рядовым я только первые полгода был, в «учебке». А потом, уже сержантом, тренировал молодых – рукопашный бой в сущности упрощенное каратэ, только с подручными средствами: приклад, штык-нож, саперная лопатка. День за днем. И вдруг – ни слова не сказали, подняли, погрузили в самолет – здра-асьте, с приземлением! Афган! Служите во благо!.. Служить – не то слово. Воевать.
По-всякому. Каждый на своей шкуре испытал-понял: чужая земля. Для нас – чужая, а для них – своя. Эх, учитель Нгуен, не потому твои соотечественники устояли давным- давно, что каждый был мастером, подобным тебе, – просто были на своей земле. Муджахеддины не владели каратэ, а хлебнуть нам пришлось. И еще как нахлебаться… Это отдельная тема, и не хочу о ней. Одно могу сказать: в отличие от искалеченных, севших на иглу, полусумасшедших, а то и просто доставленных «черным тюльпаном» ребят, вернулся в Союз цел-невредим, здоров и физически, и психически. Даже с орденом. Правильно, спасибо каратэ. Выучка, чутье уберегли тело. А душу, психику спас принцип: делаешь дело – гони эмоции. Короче, «гуси летят». По большому счету правы эти… которые провозглашают «каждый на своем месте должен…» и так далее. Только сами они не на своем месте, потому и звучит враньем. А вот мне в «учебке» определили место – тренируй, я и тренировал. В Афгане определили место – воюй, я и воевал. Воевать – значит и убивать, да. А угрызений никаких. На войне как на войне. И никаких переживаний-угрызений. В противном случае ты – первый кандидат на то, что оцинкуют и с почестями забудут.
Меня не оцинковали и не забыли. Как раз на похороны подоспел. Не свои, а отца – скушала-таки его «группа товарищей». И все концы-связи как обрубило. Ни звонка.
Ничего-ничего, я вам, слугам народа, надолго запомню! У Боярова-младшего сердечко поздоровей будет. Бояров- младший обойдется без ваших звонков, пайков и благодушного покровительства. Боярова-младшего вы не достанете, как старшего, – у него свой интерес.
Интерес – все то же каратэ… Вероятно, я был-таки неплохим тренером. Попасть в мою группу считалось весьма престижно, да я не каждого брал. Зато уж тех, кого брал, учил-растил по-настоящему. У меня и Галлай рос, и Кудрин, и Карковский. Это только те, что профи стали. Про любителей и не говорю – Фэд, Федор, больше чем ученик, скорее, друг, художник божьей милостью; Ленька-птенец, Цыплаков, цыпа-цыпа, – этот, правда, горяч по молодости, так до конца и не усвоил, что «гуси летят»… Да мало ли! Короче, очень скоро чуть ли не весь город ходил у меня в приятелях. И никаких проблем. А если они и возникали, то решались моментально – было кому решать.