Задержавшись на ступеньках, Вирджиния ответила:
— Трудно сказать. Не знаю. Можно ли о ком-то сказать, что он за человек? Многое зависит от обстоятельств. Иногда просто меняется настроение.
— Ну, чем он занимается?
Дочь не ответила, и миссис Уотсон переспросила:
— Он военный?
— Его комиссовали. Он, кажется, был ранен на Филиппинах. В общем, на инвалидности. Вроде ничего парень. Наверное, уже до Калифорнии добрался. Или едет.
Сказала она это как-то не очень весело. И тут же скрылась за сетчатой дверью в доме.
Они сидели за кухонным столом и скручивали папиросы странной машинкой, купленной миссис Уотсон в «Народной аптеке». Машинка превращала бумагу и трубочный табак — только его и можно было еще достать — в довольно приличные папиросы, которые были уж во всяком случае лучше десятицентовых сигарет, что лежали теперь на полках магазинов и имели специфический вкус — как будто их подобрали с пола в конюшне.
— Кстати, — вспомнила Вирджиния. — У меня в сумке талоны для тебя. Напомни, чтобы я не забыла.
— Ты сама точно обойдешься без них?
По ее голосу было понятно, что она обрадовалась.
— Точно. Я же обедаю на работе. Если мясник спросит, почему они оторваны от книжки, скажи, что ты получила их за жир.
— Мне так не нравится, что я проедаю твои талоны, — сказала миссис Уотсон. — Но не откажусь. Послушай, дорогая, я куплю баранью ножку и приготовлю на следующее воскресенье — приходи, поешь.
— Можно и так, — отозвалась Вирджиния, как будто не слушая.
Ее мысли занимало что-то другое, и она сидела молча, напрягшись в неудобной позе, отодвинув стул далеко от стола. От этого она казалась совсем тощей: щеки впали, взгляд ввалившихся глаз устремлен вниз, обнаженные руки опираются на стол. Работая машинкой, она постукивала тонкими, но сильными пальцами по столу, потом спохватилась и перестала.
Миссис Уотсон, которой все это не нравилось, сказала:
— Ты прямо воплощаешь голод.
— Да нет, я не голодна…
— Я имею в виду Голод. Как узница фашистского концлагеря.
Дочь сдвинула брови.
— Что за глупости!
— Да я просто тебя поддразниваю.
— Ну, нет, — возразила Вирджиния, — ты так обычно подбрасываешь какую-нибудь идею.
— Ты могла бы пользоваться косметикой, — предложила миссис Уотсон. — Прической как-то заняться. Ты ведь совсем перестала подбирать волосы, да?
— Некогда мне. Ты же знаешь, идет война.
— На голове у тебя — не пойми что, — сказала миссис Уотсон. — Нет, ну правда. В зеркало бы на себя посмотрела.
— Я знаю, как я выгляжу, — ответила Вирджиния.
Обе помолчали.
— Ну, — снова заговорила миссис Уотсон, — мне просто неприятно: ты ведь хорошенькая, а сама все портишь.