Держа серьги на весу, она благоговейно дотронулась до сверкающего камня кончиком пальца.
— Ты не обязан был мне это дарить. На следующей неделе труппа уезжает в Вену.
— Но если все решат, что мы расстались из-за твоего отъезда, это будет совсем другое дело!
— Понятно. Пытаешься произвести на неё впечатление, делая наш разрыв достоянием публики. — Она передернула плечами. — Очень хорошо. Лорд Саммерфильд пригласил меня к себе домой на небольшую вечеринку. Я сказала «нет», но теперь, наверное, пойду. — Она поднесла серьги к лицу. — Вот их и надену. К завтрашнему утру все будут знать, что ты меня бросил и мое сердце разбито. Я сумею изобразить несчастную, брошенную женщину так, что все поверят! Кто знает, возможно, кому-то из джентльменов захочется меня утешить!
Поклонившись, Алекс вышел, испытывая и облегчение, и радость одновременно. Теперь он был совершенно свободен.
«Свободен для чего?» — спросил осторожный внутренний голос.
Он не знал. Но вероятно, это как-то было связано с одной золотоволосой молодой леди и загадочным ключом.
Кое-где над землей колыхался утренний туман, почти ей по пояс, и парк казался призрачным, неземным. Ни души вокруг, как, собственно, и положено в этот ранний час. Эмилия хорошо знала дорожки парка, поэтому могла направлять лошадь, не особенно задумываясь об окружающем пейзаже. Позади в некотором отдалении скакал один из конюших отца. Живя за городом, она могла выезжать одна, и в первое время присутствие слуги ее очень раздражало. Потом она привыкла.
Жить в Лондоне было почти то же, что жить в клетке, решила она. Навязанные обществом строгие правила, стремление отца выгодно выдать ее замуж, ее отвращение к толпе, глупое недомогание… И растущий интерес к Алексу Сент-Джеймсу.
Будь он неладен!
Эмилия стояла в очереди вместе с тетей и отцом, дожидаясь, когда им подадут карету, и увидела, как он ведет под руку — самым почтительным образом — свою бабушку и сажает ее в экипаж с герцогским крестом на дверце. А потом — совсем неучтиво поворачивает прочь и идет назад, в театр. Очевидно, намеревался увидеться с любовницей-итальянкой после ее триумфального выступления на сцене.
Вместо того чтобы отправиться на поздний раут, Эмилия заявила, что слишком устала, и поехала домой.
Фигура вынырнула из туманного облака так внезапно, что она дернула поводья и кобыла протестующе мотнула головой. Эмилия узнала его, хотя и не верила собственным глазам: он словно вышел из ее собственного воображения. Сидящий на коне мужчина был одет для верховой езды. Темно-коричневый сюртук, рыжевато-коричневые бриджи, начищенные сапоги, забрызганные каплями росы. Он был без шляпы; темные волосы лежат, как всегда, чуть небрежно.