Она фыркнула, поправляя пояс пеньюара.
— Успешная актриса должна спать с поклонниками, и делать это хорошо. А я все время репетирую, все время занята. И я не так молода, как раньше. Признаюсь, я нашла здесь свободу от ненужных связей. Поскольку, — добавила она, поведя темной бровью, — ты отказался со мной спать и никто другой не зацепил моего взгляда.
— Думаю, мы оба будем вспоминать ту единственную ночь с нежностью, и лучше всего на этом и остановиться.
Так оно и было. Он тогда был слегка пьян, восторг от представления кружил ему голову. Ему вдруг захотелось познакомиться с восхитительной итальянкой, которая так дивно пела. Каким-то образом Алекс оказался потом в ее постели… Свет наступившего дня не заставил его сожалеть о содеянном, но он отдавал себе отчет, что вспыхнувшее между ними влечение имело под собой исключительно чувственную основу. У него не возникло желания продолжить знакомство, ограничась одной, пусть и восхитительной, ночью. Алекс сунул руку в карман и извлек маленькую бархатную коробочку.
— Подарок на прощание. Надеюсь, он будет напоминать тебе обо мне.
Она взглянула на коробочку, и крошечная морщинка прорезала ее лоб.
— С чего бы это? Ты сам сказал, что мы лишь однажды уступили страсти…
Он усмехнулся:
— Думаю, что страсти меж нами было хоть отбавляй, синьора.
— Верно. — Отбросив с лица темные волосы, она рассмеялась. — Я имела в виду — одну ночь, Алекси. К моему сожалению.
— Мы бы быстро утомили друг друга.
— Возможно. — Она смело взглянула ему прямо в глаза. — А возможно, и нет.
— Поверь мне. И возьми, пожалуйста, вот это.
Сменив гнев на милость, она взяла коробочку, и он услышал ее восхищенный вскрик — она увидела рубиновые серьги.
«Может быть, я несколько экстравагантен», — подумал он, наблюдая, как она вынимает драгоценные серьги из футляра и свет рассыпается в гранях камней тысячами искр. Все знали, что красный — ее любимый цвет. Серьги бы ей очень пошли, а он вполне мог себе это позволить.
— Ох, Алекси! У меня нет слов…
— В этих серьгах ты будешь очаровательна. И в качестве услуги расскажи всем, что мы расстались, а серьги — мой прощальный подарок.
— И это ты называешь одолжением? Хочешь, чтобы весь свет узнал, что мы больше не любовники?
— Я хочу, — невозмутимо ответил он, — чтобы весь свет узнал, что мы больше не любовники, поскольку это я тебя оставил.
Потребовалась долгая минута, чтобы она поняла. Ее глаза заблестели.
— Ясно. И кто же она?
Этот вопрос уколол его довольно болезненно. Однако, положа руку на сердце, в последние несколько дней он обнаружил новую причину для болезненного беспокойства, когда понял, что весь Лондон считал его любовником Марии. Очень давно, когда ему не исполнилось и двадцати лет, он начал подозревать, что общество ожидает от него повторения подвигов Джона. Пришлось уступить несправедливому общественному мнению. На сей раз оказалось, что слухи причиняют ему некоторые терзания. Может быть, эти серьги были отступным, однако, если так можно заставить Марию сказать правду, подарок стоил потраченных на него денег.