Бедный Матьяс! Каким печальным ушел он от нас!
- Тетя Сусанна, а помогло это? - прервала молодая женщина молчание, шагая по луговой тропинке. - Перестал он возить лес?
- Не сразу. У Матьяса был контракт, и он не мог нарушить его; а когда время договора прошло, было поздно.
- Поздно? Как это? Ах, тетя, давайте присядем, отдохнем немного, а потом побыстрее станем косить. До того как пастух погонит стадо домой, мы и закончим работу.
- Присесть, конечно, можно, для субботнего дня мы достаточно сделали. Но еще долго придется рассказывать печальную историю наших соседей. Может быть, в другой раз поговорим, когда у нас будет больше времени?..
- Часто я думала потом, - продолжала женщина после того, как они немного отдохнули, - лучше бы я молчала! Но теперь уж ничем не поможешь. Господь всемогущий знает, что мы заботились о бедной Марийке. Она была круглой сиротой, а с ней обращались несправедливо.
Женщина вытерла слезы.
- А сосед поговорил со своей сварливой матерью? - спросила молодая крестьянка, нахмурившись.
- Он лишь вежливо, как подобает хорошему сыну, попросил ее не нагружать жену слишком тяжелой работой, а нанять поденщика, и пищу готовить получше. Марийка, дескать, плохо выглядит, и он опасается, что она может заболеть, так как к такой тяжелой работе не привыкла. Старуха на его просьбу ответила, что он может посадить свою жену под стеклянный колпак, а ей такая кукла не нужна.
- Я раньше и без нее справлялась, когда ты был на военной службе. Но, скажу тебе, для такой барыни варить не буду. Кладовка открыта, пусть варит и печет, что хочет.
Напрасно сын просил ее, напрасно Марийка оправдывалась, говорила, что никому не жаловалась, что работает охотно! Старуха ей не поверила и не захотела отступить от своих слов.
Спустя некоторое время мать Матьяса отправилась в дальнюю деревню к своей тяжелобольной сестре и вернулась лишь после ее похорон, вечером, как раз перед отъездом Матьяса.
Около трех недель Марийка с мужем смогли, наконец, спокойно пожить одни. Она готовила еду и носила ему в поле. Он позволял ей работать только по дому. За это время Марийка снова расцвела, глаза ее засветились, на лице заиграла улыбка. Я забегала к ней по-соседски, перекинуться двумя-тремя словами. Однажды, когда мы с матерью вязали снопы в поле, я сказала, что эти двое, наверное, не менее счастли-вы, чем Адам с Евой в райском саду. Все соседи радовались этому тихому, но, к сожалению, недолгому счастью.
Кончилось оно с возвращением старухи. Марийка приготовила хороший ужин, но мать к нему даже не притронулась и дала слово, что из рук молодухи никогда ничего не примет. Опечаленный Матьяс на другое утро уехал. Марийка провожала мужа и утешала его обещанием, что они с матерью обязательно помирятся. До кладбища молодые ехали вместе. Там, под елями, они еще немного постояли и горько поплакали. Когда он, поехав, оглянулся, она стояла на том же месте, смотрела ему вслед и, улыбаясь, махала платком; но вскоре лошади завернули за скалу и Марийка скрылась из виду. Однако любимый образ остался у него в сердце, он взял его с собой, и образ этот и сегодня с ним, стоит ему только закрыть глаза. Ну а теперь, Дора, за работу! Остальное расскажу тебе в другой раз. История эта длинная!