Человек в зеленом вспрыгнул на каменную тумбу, что стояла перед постоялым двором, уцепился одной рукой за оконный проем кареты, а другой ударил Генриха в грудь большим ножом. Удар пришелся прямо над сердцем, но рассек только кожу.
— Эй! Я ранен!
Убийца мгновенно нанес второй удар, потом третий. Они оказались смертельными...
После первого удара король поднял руку. Второй удар попал в легкое, третий рассек аорту. Третий удар задел и рукав герцога де Монбазона, который никак не мог понять, что происходит.
— Что случилось, сир? — спросил он в полном недоумении[18].
— Ничего, — отозвался король угасающим голосом. Изо рта его потоком хлынула кровь. Все было кончено.
***
Равальяк застыл в неподвижности. Совершив свой подвиг, он пребывал в экстатическом состоянии: наконец-то он совладал с Антихристом! Свитские дворяне накинулись на него. Один ударил эфесом шпаги в лицо, второй вырвал нож из рук убийцы и хотел вонзить ему в сердце. Его остановил властный голос д'Эпернона:
— Не убивайте его! За его жизнь вы отвечаете головой!
Около кареты уже столпился яростный и напуганный народ, и д'Эпернон снова крикнул:
— Король только ранен!
Свидетели свершившейся драмы бегали, искали хирурга, искали вино, чтобы промыть рану и привести короля в чувство. А в это время герцог д'Эпернон следил за одним: чтобы никто не похитил из его рук главное действующее лицо свершившейся трагедии.
Он распорядился опустить шторы и немедленно возвращаться в Лувр. Тяжелая карета выехала из узкого проулка и двинулась обратно, оставляя за собой кровавый след. В Лувр возвращались под шум все увеличивающейся толпы, вой которой вскоре превратился в сплошной яростный рев. Народ, столь любимый Генрихом, платил ему такой же любовью и сейчас в гневе и негодовании готов был разнести все вокруг. Напрасно в окно кареты кричали, что король только ранен, что он не умер, народ не верил лживым словам. Уже весь город обежал слух, что предсказанная трагедия свершилась.
Тело Генриха привезли в Лувр. Королева тем временем задремала, убаюканная нескончаемой болтовней мадам де Монпансье. Госпожа де Гершевиль и Лоренца, стоя у окна, увидели, как во двор въехала карета, окруженная взволнованной гневной толпой. В их глазах, когда они посмотрели друг на друга, застыл ужас, но они не успели вернуться к ложу королевы: дверь опочивальни от удара ноги широко распахнулась, и королева проснулась. Вошел Кончини.
— E ammazato![19] — бросил он и исчез.
В ту же минуту в небольшой опочивальне государя, которая находилась тут же, за стеной, послышался невообразимый шум.