— На поле был кто-то из ваших, — взволнованно сообщила она, — и я застрелила его.
— Вы пытались его как-то предупредить? — спросил кто-то.
— Я кричала ему три раза, — ответила женщина, — но он не обращал на это внимания и продолжал идти на меня. Поэтому я выстрелила. Было слишком темно, чтобы понять, кто это был, русский или немец. Я слышала, как он упал, а потом он долго стонал, но я побоялась подойти к нему, опасаясь ловушки. Когда он затих, я подошла осмотреть тело. Только тогда я поняла, что это был пленный. Он истек кровью. И теперь я пришла, чтобы извиниться за его смерть, хотя он и не имел права ходить туда.
На место происшествия отправились шестеро с носилками, которые вскоре принесли тело нашего товарища в лагерь, где его и похоронили. Было ясно, что тот случай не может остаться безнаказанным. Но пока лагерное начальство приняло новые меры по ужесточению внутреннего распорядка, мы успели еще дважды наведаться на поля. В первый раз нам вообще повезло, и мы не видели там охраны. Во время второго похода мы увидели все ту же женщину, сидящую на посту и наблюдавшую за окрестностями через дыру в стоге сена, где она нашла себе укрытие. Женщина спокойно спала на своем соломенном ложе, оглашая окрестности мерным храпом. Я решил подшутить над сторожем. Мы тихонько вынули затвор из ее ружья, набрали нашу обычную норму картофеля, а потом, перед уходом, положили затвор на некотором расстоянии от женщины, прямо в поле.
Охранники постоянно, впрочем без особого успеха, пытались узнать, где же мы прячем картошку, таинственным образом исчезавшую с поля. Мое собственное хранилище так никто и не нашел: я оборудовал овощной склад там, где никому и в голову не пришло бы устраивать обыск. Свою картошку я высыпал за мертвые тела в морге. Если охране удавалось застать нас за процессом варки картошки, они либо выбрасывали консервные банки, служившие нам посудой, в окно, либо просто затаптывали огонь, а потом то же самое проделывали с картошкой. Иногда, если конвоир был не в настроении, поимка на месте преступления наказывалась несколькими днями заключения в подвале одного из зданий рядом с госпиталем для русских. Но многие охранники пожилого возраста были настроены очень благодушно. Они намеренно отворачивались, увидев костер с варившейся на нем картошкой, не желая подводить нас. Иногда мы могли себе позволить разнообразить свой рацион за счет добычи, на которую мы охотились у русского госпиталя. Правда, такая удача выпадала редко, так как в районе госпитальных корпусов не было жилых построек. Я говорю о кошках и собаках, которых порой нам удавалось выследить и поймать. Мне было жаль бедных животных, к тому же эту еду вряд ли можно было назвать деликатесом, но мы вынуждены были употреблять в пищу все, что давало нам лишние калории.