Во время долгой зимы жизнь в лагере стала очень тяжелой, и я давно попросился бы, чтобы меня вернули в основной лагерь под Смоленском, если бы не подозревал, что там пленным живется еще хуже.
Как только мы немного окрепли, нашей партии приказали освободить барак, где мы жили, и переселиться в пустынное, темное, неотапливаемое помещение прямо над подвалом, где располагался морг. Вернувшись из ежедневного похода в лес за дровами для кухни, мы отдыхали, растянувшись на копнах соломы, и пытались согреться.
Для того чтобы покончить с таким житьем, я при первой же возможности постарался записаться в группу из пяти человек, которых направляли работать в совхоз. До места было чуть больше двадцати километров, и нас отвезли туда на санях, запряженных лошадью. Нас очень хорошо приняли на ферме. Порученная нам работа заключалась в разгребании снега, который замел все вокруг. Нас поселили в удобном домике и хорошо кормили.
Как мы ни пытались растянуть наше пребывание на ферме, через две недели оно закончилось. Когда нас везли обратно через занесенные снегом поля, я ощущал какое-то неприятное чувство внизу желудка, подобно тому что испытывает школьник, которому снова предстоит вернуться на занятия после каникул. И на этот раз это чувство оправдалось. Для меня жизнь в лагере при госпитале стала невыносимой. Режим дня ужесточился, увеличилось количество конвоиров. К тому же наши новые сторожа были, по-видимому, специально отобраны за их злобный, агрессивный характер. Во время первого же моего похода в лес они выбрали меня объектом для своих нападок и устроили показательное избиение.
В ту ночь я поделился своими мыслями с Максом, австрийцем из Штирии, с которым мы вместе были на ферме. Мы решили, что было бы лучше дать себя пристрелить, чем пассивно продолжать наблюдать за тем, что происходит вокруг нас. Мы дошли до той точки, когда оставалось только выбирать между попыткой вырваться на свободу и самоубийством. Мы приняли решение и теперь быстро соображали, как воплотить его в жизнь. Наш третий товарищ отказался присоединиться к нам. Он попросил время на раздумье, но мы решили не дожидаться его решения. По вновь принятому правилу у каждого выхода из помещения дежурил конвоир, выход в уборную разрешался только без верхней одежды и без головных уборов. Нам удалось обойти этот запрет очень просто: мы выбросили свои кителя, шинели и шапки в окно. Потом с самым невинным видом прошли мимо охраны в рубашках и брюках. Повернув за угол, мы подобрали свои вещи и со всех ног бросились наутек.