Титус, который знал об Аркадии только понаслышке, призвал его на помощь.
На инструктаже в Алис Аркадия заверяли, что все это — просто мелкая ссора из-за денег. Но Титусу, как выяснилось, плевать было на деньги. Дело было гораздо серьезнее: подделав чуринги, люди Амадеуса совершили попытку переписать историю Творения.
Титус рассказал Аркадию, что по ночам слышит вой Предков, требующих отмщения, — и говорил, что чувствует себя обязанным повиноваться им.
Аркадий, со своей стороны, понял, что необходимо срочно заставить обидчиков «отречься» от своего святотатства, но пока мог только попытаться выиграть время. Он предложил Титусу отправиться в Алис, отдохнуть.
— Нет, — хмуро заявил Титус. — Я останусь здесь.
— Тогда обещай мне одну вещь, — попросил Аркадий. — Ничего не предпринимай до моего возвращения.
— Обещаю.
Аркадий верил, что тот сдержит обещание; но что по-настоящему потрясло его — так это мысль о том, что отныне аборигены сами готовы извратить собственные законы, чтобы набить карман.
— А если такое будет происходить и дальше, — сказал он, — я, пожалуй, брошу все это дело.
В тот вечер Эстрелья решила приготовить «эстофадо[14] для кровельщика», и пока мы ждали в ее караване, по крыше вдруг забарабанили капли дождя. Я высунулся поглядеть на небо и увидел над Либлером плотную завесу туч, по краям которых сверкали молнии.
Через несколько минут дождь перешел в мощный ливень.
— Боже! — сказал Аркадий. — Да мы здесь на недели застрянем!
— Я не против, — заметил я.
— Вот как? — рявкнул он. — А я — против!
Во-первых, нужно было заниматься делом Титуса. Во-вторых, был Хэнлон. В-третьих, через четыре дня у Аркадия была назначена встреча в Дарвине с инженером-железнодорожником.
— Ты мне об этом не говорил, — удивился я.
— А ты меня об этом не спрашивал.
Потом в генераторе вышел из строя выключатель, расцепляющий катушки, и мы погрузились в полутьму. Дождь барабанил еще полчаса, а потом прекратился так же внезапно, как и начался.
Я вышел из каравана.
— Арк! — позвал я. — Выходи скорей.
Над долиной между двумя горами раскинулись две радуги. Утесы гряды, прежде глухого рыжего цвета, сделались багрово-черными и полосатыми, как зебра, с вертикально льющимися потоками белой воды. Туча казалась даже плотнее земли, и из-под ее нижнего края проглянул напоследок солнечный луч, озарив колючки полосками бледно-зеленого света.
— Да, — сказал Аркадий. — Такого нигде в мире больше не увидишь.
Ночью опять лило. Наутро, еще до рассвета, Аркадий растолкал меня.
— Пора ехать, — сказал он. — Живей.
Он слушал прогноз погоды. Обещали ухудшение.