Мы пересекли ручей и, снова повернув влево, поехали по песчаной дороге. В зарослях деревьев стояла опрятная лачуга из волнистого листа, а рядом с ней — «форд» Титуса. Какая-то женщина вскочила и убежала. Собаки, как обычно, подняли лай.
Титус — в шортах и шляпе с загнутыми полями — сидел на розовом поролоновом коврике перед котелком, в котором закипала вода. Его отец — красивый длинноногий старик, заросший двухсантиметровой седой щетиной, — лежал на голой земле и улыбался.
— Рано приехали, — серьезно сказал Титус. — Я вас раньше девяти не ждал.
Он поразил меня своим уродством: приплюснутый нос, жировики на лбу, мясистая отвисшая нижняя губа, глаза, утопающие в складках век.
Но что это было за лицо! Я никогда не видел другого такого подвижного и выразительного лица. Каждая его частичка постоянно находилась в состоянии оживления. Вот он — непреклонный абориген-законник, и вот — уже через секунду — неподражаемый комик.
— Титус, — обратился к нему Аркадий. — Это Брюс, мой друг из Англии.
— Как там Тэтчер? — протяжным голосом осведомился тот.
— Все еще на посту, — сказал я.
— Не могу сказать, что я в восторге от этой женщины.
Аркадий подумал, что настало время представить человека из Амадеуса, но Титус поднял руку и сказал:
— Подожди!
Он отпер висячий замок на двери лачуги, оставил ее приоткрытой и достал еще одну эмалированную кружку — для нежданного гостя.
Чай заварился.
— С сахаром? — спросил он меня.
— Нет, спасибо.
— Нет? — он подмигнул. — Я так и думал.
Когда мы напились чаю, он вскочил на ноги и сказал:
— Пора! За дело!
Он кивком позвал за собой Хромоножку и человека из Амадеуса. Потом обернулся к нам.
— А вы, ребята, — сказал он, — сделаете мне большое одолжение, если полчасика побудете здесь.
Сухие ветки затрещали у них под ногами — и они скрылись за деревьями.
Старик-отец, с блаженным видом лежавший на прежнем месте, постепенно задремал.
* * *
Чуринга — стоит повторить, — это овальная дощечка, вырезанная из камня или древесины мульги. Это одновременно и музыкальная партитура, и мифологический путеводитель по странствиям Предка. Она же является и телом самого Предка (pars pro toto [74]). Это alter ego человека; его душа; его обол для Харона; его документ на землю; его паспорт и билет «обратно».
У Штрелова можно прочесть душераздирающий рассказ о старейшинах, которые обнаружили, что их хранилище чуринг было разграблено белыми людьми: для них это был конец света. Есть у него и радостный рассказ — о том, как старики, одолжившие свои чуринги соседям на несколько лет, наконец получают их обратно, разворачивают и тут же разражаются счастливой песней.