Пока кипела вода в чайнике, она развернула полусъеденную большую конфету, откусила от нее чуть-чуть, снова завернула и слизнула с губ шоколад.
— Боже, какая скукотища! — сказала она.
Владелец станции прилетел на выходные из Сиднея, сказала она, поэтому Малдуна вызвали по делу. Она налила нам по чашке кофе и снова сказала, что умирает от скуки.
Мы уже собирались уходить, когда пришел Мадлун — атлетически сложенный краснолицый мужчина, одетый с головы до ног во все черное: шляпа, ботинки, джинсы и рубаха, расстегнутая до пупа — всё было черным. Он подумал, что мы пришли по делу, и пожал нам руки. Заметив письмо, он сразу же побледнел и стиснул зубы.
— Убирайтесь, — сказал он нам.
Мы ушли.
— Какой невежа, — сказал я.
— Пастушья этика, — заметил Аркадий. — Она на весь мир одна.
Через полчаса мы проехали по решетке для скотины, отмечавшей конец Ломбарди-Даунз. Мы удачно избежали ливня и теперь наблюдали за косыми полосами дождя, которые сносило ветром в сторону дальних холмов. Потом мы выехали на дорогу из Алис в Попанджи.
По обочинам шоссе валялось множество брошенных машин, чаще всего перевернутых, посреди куч битого стекла. Мы притормозили около ржавого синего «форда», возле которого сидела на корточках чернокожая женщина. Капот был открыт, а на крыше часовым стоял голый маленький мальчик.
— Что у вас случилось? — высунулся из окна Аркадий.
— Свечи, — ответила женщина. — Уехал за новыми свечами.
— Кто?
— Он.
— Куда?
— В Алис.
— Давно?
— Три дня назад.
— С вами тут все в порядке?
— Да, — фыркнула женщина.
— У вас есть вода и прочее?
— Да.
— Хотите сэндвич?
— Да.
Мы вручили женщине и мальчику три сэндвича. Они схватили их и стали с жадностью поедать.
— Так вы уверены, что все в порядке, а? — настаивал Аркадий.
— Да, — кивнула женщина.
— Мы можем вас в Попанджи отвезти.
Она раздраженно мотнула головой и махнула рукой, чтобы мы ехали дальше.
В обед мы пересекли ручей, в русле которого росли красные камедные деревья. Хорошее место для пикника. Мы начали осторожно проезжать через отполированные водой валуны и лужицы со стоячей желтой водой, на поверхности которых плавали опавшие листья. К западу простиралась серая, лишенная деревьев земля, по ней пробегали тени от облаков. Здесь не было ни скотины, ни решеток, ни насосов: эти места были слишком засушливыми для разведения скота. Коровьи лепешки остались позади, и здесь больше не было мух.
Мы подошли к одному из камедных деревьев, и оттуда с пронзительными, точно скрип ржавых дверных петель, криками вылетела стая черных какаду и уселась на поваленное дерево неподалеку. Я надел очки и рассмотрел ярко-красные перышки, которые сверкали у них под хвостами.