Они не только грязные, они — настоящее национальное бедствие. Они гяуры, идиоты, воры, паразиты, лжецы. Они едят запрещенную пищу.
— А их женщины, — добавил он, — шлюхи!
— Но красавицы? — спросил я, чтобы поддразнить его.
Он выбросил руку из складок своих синих одеяний.
— Ага! — Он стал грозить мне пальцем. — Теперь я знаю! Теперь я все понимаю! Но, позвольте мне доложить вам, юный англичанин, что у этих женщин — страшные болезни. Неисцелимые болезни!
— А я слышал иное, — не сдавался я.
На третий вечер, что мы проводили вместе, когда я уже начал стращать его именем министра внутренних дел, я увидел по некоторым признакам, что он уже начинает смягчаться. На следующий день за обедом он сказал, что я могу отправиться к немади, но при условии, что меня будет сопровождать полицейский, и при условии, что я никоим образом не буду поощрять их к охоте.
— Они не должны охотиться, — проревел он. — Вы меня слышите?
— Я вас прекрасно слышу, — ответил я. — Но они же — охотники. Они занимались охотой задолго до Пророка. Что им еще делать, как не охотиться?
— Охота, — тут губернатор с менторским видом сложил пальцы, — запрещена законами нашей Республики.
Несколькими неделями раньше, роясь в литературе о кочевниках Сахары, я наткнулся на отчет о немади, опиравшийся на сведения одного швейцарского этнолога, который относил их «к самым обделенным людям на планете».
Предполагалось, что их насчитывается около трехсот человек и что они скитаются группами человек по тридцать вдоль края Эль-Джуфа, незаселенного сектора Сахары. В отчете говорилось, что у них светлая кожа и голубые глаза; они были отнесены к восьмой и самой низшей ступени мавританского общества — к «изгоям пустыни», — ниже харратинов, которые были черными полевыми рабами в оковах.
Немади не признавали пищевых запретов и не питали почтения к исламу. Они питались саранчой и диким медом, а также кабанятиной — когда им удавалось убить дикого кабана. Иногда они добывали пропитание у кочевников, сбывая им тичтар — сушеное антилопье мясо, которое измельчают и добавляют в кускус, чтобы придать ему привкус дичи.
Еще эти люди подрабатывали тем, что вырезали каркасы сидений и плошки для молока из древесины акации. Они утверждали, что являются законными хозяевами этой земли и что мавры украли ее у них. Поскольку мавры обращались с ними как с париями, им пришлось уйти подальше от городов.
Что касается их происхождения, то, возможно, они являлись потомками мезолитического охотничьего населения. Почти не вызывало сомнений то, что они и были теми самыми «мессуфитами», один из которых — слепой на один глаз, полуслепой на второй — в 1357 году водил по пескам Ибн-Баттуту. «Здешняя пустыня, — писал этот путешественник, объездивший весь мир, — красивая и ослепительная, и душа обретает здесь отдохновение. В изобилии водятся антилопы. Их стада проходят так близко от нашего каравана, что мессуфиты охотятся на них стрелами и загоняют собаками».