Только когда следователь и все остальные убрались восвояси, Белов дал волю чувствам и от души выматерился, благо мать и Алла не могли его слышать. Затем он взял телефон и набрал номер Дымкова Ивана, бывшего сокурсника, ныне начальника ГУВД.
– Иван? Доброе утро. С наступившим тебя.
– Андрей, ты, что ли? Привет. Говори быстрее, у меня сейчас дел невпроворот – народ маньяка требует, вон, под окнами пикет уже стоит!
– Ты знал о том, что бывший хозяин моего дома и есть ваш маньяк?
На минуту на линии воцарилась тишина, было лишь слышно недоуменное сопение полковника.
– Не может быть, – наконец проговорил Иван. – Мне передали, что он жил на Лесной, но… неужели?
– Твои бойцы сейчас у меня обыск делали, – сообщил Андрей. – Я все понимаю, служба и так далее, но ты бы хоть предупредил меня.
– Андрей, клянусь, я не знал, что так все совпало! Ну, я сейчас им устрою! Старшего группы выдрючу, как помойного кота!
– Ладно. Власов сейчас у вас?
– Да, – отозвался Дымков, немного остыв.
– Я приеду. Ты дашь мне возможность с ним поговорить? Сам понимаешь, у меня тоже кое-какие вопросы появились.
– Хорошо, – после некоторого колебания согласился полковник.
Андрей наспех собрался и выскочил на улицу. «Не нравится мне этот дом…» – эти слова, произнесенные риелтором, появились в памяти невзначай, словно принесенные ветерком листья.
Про парик он больше не вспоминал.
* * *
После санчасти Сергей провел пять дней в ШИЗО, как и предрекал ему седой «лепила». Крохотная, темная камера с грубыми, шершавыми стенами (чтобы не оставлять надписи), температура около десяти градусов, из интерьера лишь жалкое подобие койки, которую после утреннего подъема «пристегивают» к стене, как в плацкартных поездах верхние полки, и опускают лишь после отбоя, так что весь день присесть можно только на корточки либо на пол. Из еды – холодная баланда с мерзким вкусом тухлятины и подгоревший хлеб. Учитывая, что на дворе зима, эти пять суток показались ему сущим адом, но все равно это было несоизмеримо лучше, чем днями и ночами валяться рядом с парашей в нескончаемо-безумном ожидании, когда кому-то из зэков приспичит снять сексуальное напряжение.
Когда его водворили обратно в камеру, все держались так, будто ничего и не случилось. Сергей молча сел на свою «скрутку», плоскую, как блин. Календарик куда-то запропастился, но он уже не нуждался в нем – до освобождения оставалось ровно три дня.
Рука все еще болела, но кисть работала нормально, и он мог свободно шевелить пальцами, а это уже было хорошо. А уродливый шрам можно закрыть какой-нибудь татуировкой. «Ага, татуировка… вот только как ты будешь жить с тем, что с тобой здесь сделали?» – едко поинтересовался у него внутренний голос. И Сергей был вынужден признать, что прежней жизни у него уже никогда не будет. Впрочем, он на это и не рассчитывал.