— Ну чего? — сказал Пат. — Готов? Пошли.
— Здравствуйте, — сказал Шевелев. — Не надо идти, обошлось. Он только что спустился.
— Да ладно? — изумленно сказал Паташон и посмотрел в сторону скрытой сумраком стены. — Ни хера себе!
— Врача бы, — сказал Шевелев. — Он поморозился.
— Я врач, — сказал мужчина с плоским азиатским лицом. — Посвети.
Они влезли в палатку, Шевелев включил фонарик. Врач расстегнул спальник и взял Гариваса за запястье.
— Как себя чувствуете? — громко спросил он. — Дышать не трудно? Руки-ноги чувствуете?
— Все хорошо… — прошептал Гаривас, стуча зубами. — Спасибо… Спать буду… Спасибо…
Кемеровчанин задрал на Гаривасе свитер, приложил ухо к груди. Потом перевернул Гариваса на спину, опять послушал и сказал:
— Вроде все спокойно. Жара нет, дыхание свободное, чистое. Пульс хорошего наполнения, ритмичный. Лицо поморозил, да. Солкосерил есть?
— Уже помазал.
— Помазанник, значит, — сказал снаружи Пат. — Повезло вам, москвичи.
Шевелев и врач вылезли из палатки.
— Чай будете? — спросил Шевелев.
— Давай попьем, раз все обошлось, — сказал Пат.
Кемеровчане сняли снарягу, сели. Шевелев достал кружки, разлил чай.
— Так ты его у стены встретил? — спросил Пат.
— Ну.
— Слушай, а чего он там провисел-то тогда всю ночь? — удивленно сказал Паташон. — Получается, что всю ночь провисел — а только под утро стал дюльферять?
— Не знаю. — Шевелев грел руки о кружку. — Не выяснял.
Его отпустило. Он чуть с ума не сошел за эту ночь. Человек он был сдержанный, но фантазию имел живую. За эту ночь он не раз представлял, как после спасработ и всех формальностей повезет тело Гариваса из Бийска в Москву.
— Интересный у тебя товарищ. — Пат шумно втянул чай. — Морозился там всю ночь, морозился — а потом в темноте же и спустился… Чего ж он сразу не дюльфернул, раз мог?
— Не знаю, — сказал Шевелев. — Может, ждал, пока ветер стихнет. А может, злость копил. Ребята, вы извините, я сейчас очень хуево соображаю.
— Интересный у тебя товарищ, — повторил Пат.
— У меня живой товарищ, — тихо сказал Шевелев, — я без претензий.
* * *
— Я был рад до усеру, что Вова спустился, и все обошлось. А потом подумал: действительно, странно. Всю ночь висел на стене, терял силы… И все-таки спустился — в темноте, помороженный.
— А он рассказал, как спускался?
— Нет. Проспал до вечера. Потом поел супчика и опять залег.
Шевелев подлил чаю себе и Бравику.
— На следующее утро я поднялся к тому месту, где он ночевал. Вынул спиты, веревки собрал.
* * *
В расщелинах сочился влагой посеревший снег. Шевелев поднимался к месту, где Гаривас схватил холодную. Шел он быстро, по всему маршруту были пробиты крючья. Он прошел монолит, полку в обход жандарма, увидел шлямбуры, пристегнул к нижнему карабин и, отдыхая, повис. Со стены открывался вид изумительной красоты. Слепило солнце, по ярко-голубому небу уходила на запад вереница облаков. Шевелев прижал ладонь к скале и закрыл глаза.