— Пап! — позвал из воды мускулистый парнишка. — Прыгай!
Мужчина шагнул к бортику, но тут седоватый тренер в «олимпийке» громко сказал:
— Товарищ! Вы бы не прыгали! Вы по лестнице, пожалуйста, по лестнице…
* * *
— Он, сорокадвухлетний, стоял на б-б-бортике — и он же, шестнадцатилетний, плавал на второй д-д-дорожке! Когда он сюда вернулся, сигарета еще д-д-дотлеть до фильтра не успела. Ну, п-п-первое, о чем он подумал… О том же, что и я: что он п-п-психически болен.
Бравик уже несколько минут протирал очки. Гена затягивался незажженной сигаретой. Никон намертво сцепил кисти рук — так, что побелели костяшки. Худой грыз ноготь. И все, не отрывая глаз, глядели на Лободу.
— В файлах есть упоминание о неком семейном свойстве, — сказал Бравик. — Это оно?
— Нет. Свойство б-б-было такое: м-м-мужчины его семьи умели выживать в самых б-б-безнадежных ситуациях. Умели м-м-мобилизовать все силы — д-д-душевные и телесные. Например, его п-п-предок в тысяча восемьсот семьдесят восьмом г-г-году был ранен при штурме Карса. П-п-потерял много крови и замерзал на земле, под т-т-трупами. П-п-пролежал там всю ночь, волосы к земле п-п-примерзли. А перед рассветом все же в-в-выбрался из-под трупов и п-п-прибрел на позицию своего полка.
* * *
— Федор Андреевич, я сейчас поработаю с Коростылевым на сортировочной площадке, а после помоюсь. Вы оперируйте проникающее, а на осколочное грудной клетки я встану к вам на крючки, — сказал Гаривас.
Грузный бородатый хирург в нательной бязевой рубашке, измазанной кровью и ляписом, придержал салфеткой петлю кишки, быстро расширил рану из верхнего угла и благодушно сказал:
— Занятный жаргон у вас там, в Киевском университете, Алексей Никифорович. Прежде не слышал, чтоб так называли ассистирование: «встану на крючки».
— Во всяком университете свой жаргон, — сказал Гаривас. — Вы ведь в Дерпте оканчивали курс, с буршами, верно? И у вас, поди, тоже были особенные словечки.
— Были. Но ваши словечки, Алексей Никифорович, очень емкие. «Помыться», к примеру. Не «приготовиться к операции», но — «помыться»… Лаконично!
Гаривас улыбнулся и вышел из палатки.
— Коростылев! — зычно крикнул он. — А ну, на сортировку, мать твою!
Он снял с веревки брезентовый фартук, подошел к крайним козлам, мельком глянул и велел:
— Этого к доктору Гоглидзе, на ампутацию стопы.
* * *
— Он б-б-был там восемь месяцев, а здесь п-п-прошло всего три часа. — Лобода засмеялся. — Как он к-к-кайфовал после Кавказа! Сказал, что совершенно озверел от сапог, от п-п-подштанников, а главное — б-б-без нормальной б-б-бритвы. — Лобода повернул голову к Худому. — Теперь п-п-про тебя. Ты в декабре гулял с племянником на Воробьевых горах, к-к-катал его на санках и сильно ударил колено. Едва п-п-потом доковылял до машины. К-к-колено болело два месяца, Бравик тебя п-п-положил в шестьдесят вторую больницу, к своему т-т-товарищу. Нашли к-к-костную опухоль, сделали операцию, но уже п-п-пошли метастазы, все очень б-б-быстро развилось… Д-д-дальше вы знаете.