Я, однако, далек был от подобных мыслей. Мне ведь не однажды приходилось наблюдать, сколь она предупредительна, приветлива и непринужденна в обращении с людьми, и это всегда меня в ней подкупало.
И все же — как она сияла! Влюблена она, что ли?
Семья ее принадлежит к числу тех, а таких немало, кто пострадал на банкротстве моего отца. За последние годы старуха полковница сильно сдала и частенько посылает за мной. От гонорара я всегда отказываюсь, и они, конечно, знают, по какой причине.
Она тоже ездит верхом; в последнее время я несколько раз встречал ее на утренних прогулках. И не далее как вчера. С бодрым «доброе утро» она резво проскакала мимо меня, потом я видел, как она уже далеко впереди, у поворота, осадила, перешла на шаг и порядочный кусок ехала, опустив поводья, как во сне… Я же скакал все время ровным аллюром — и, таким образом, мы за короткое время несколько раз обгоняли друг друга.
* * *
Ее не назовешь красивой, но в ней есть нечто такое, что отвечает моей давней, затаенной мечте о женщине, мечте, жившей во мне вплоть до самого последнего времени. Такие вещи не поддаются объяснению. Однажды — тому уж, верно, года три — я очень хлопотал получить приглашение в один дом, где она бывала, исключительно ради того, чтобы встретиться с нею. Она и вправду пришла, но в тот раз она меня едва замечала, и нам не пришлось перемолвиться и двумя словами.
А теперь: она-то на переменилась, она все та же. Но что ста лось со мною? Я не узнаю себя.
17 июля
Нет, порой мне кажется, что жизнь являет нам чересчур уж гнусную физиономию.
Я вернулся сейчас с ночного вызова. Меня подняли телефонным звонком, Сообщили фамилию и адрес и в двух словах существо дела: у оптовика такого-то внезапно тяжело заболел ребенок, вероятно, круп. Натыкаясь то и дело на подвыпивших ночных кутил и проституток, тянувших меня за полы сюртука, я торопливо шагал по улицам. Я разыскал дом в переулке и поднялся на четвертый этаж. Фамилия, которую я услыхал по телефону, а теперь прочитал на дверях, показалась мне знакомой, но я никак не мог сообразить, откуда я ее знаю. Мне открыла женщина в ночной кофточке и нижней юбке — я узнал в ней даму из того ресторана, ту самую давнишнюю злополучную мою знакомую. Понятно: что-то с ее прелестным дитятей, — решил я. Через узкую столовую и пошлейшего вида гостиную, освещаемую в эту минуту закоптелой кухонной лампой, поставленной на краешек нелепой этажерочки, меня провели в спальню, служившую, должно быть, всей семье. Отца семейства я, однако, там не увидел, его не было дома. «Заболел наш старший», — пояснила мне мамаша. Она подвела меня к кроватке. То было не прелестное дитя. То было чудовище. Огромные обезьяньи челюсти, приплюснутый нос, злые и тупые глазки. Идиот, сомнений быть не могло.