Давай съездим ко мне домой, в нашу квартиру. Я познакомлю тебя с Мерли. А потом поедем на мельницу. Я покажу тебе, какая там красота. Ты увидишь мою мать, Эдгара и Молли. И Тило, конечно, если он будет там. Тило — это самое лучшее, что произошло в жизни моей матери.
А если ты не испугаешься, мы поедем в гости к бабушке. Ее стоит бояться, потому что ее глаз-алмаз способен проникать под любую личину и видеть сущность человека. Может быть, она поставит на тебе печать своего одобрения. А если нет, то я буду любить тебя даже еще больше, обещаю».
Но я, конечно, ничего не сказала. Я думала об этом, сидя с ним рядом и глядя, как он переключает передачи, крутит руль, смотрит в зеркало заднего вида — делает то, что никто и никогда до него не делал. Он был совершенен в каждом своем движении. И каждое его движение усиливало мою зависимость.
Он любил тишину. И я молчала. Хотя мое сердце готово было разорваться от любовного томления, и мне очень-очень хотелось объяснить ему это вслух.
Но почему же я молчала?
Он посмотрел на меня тяжелым взглядом, будто сейчас остановит машину, поцелует меня и запустит руку мне под блузку, но он всего лишь прибавил громкости радио. Мы держали путь в маленькую деревню, которая ему очень нравилась. Большинство домов там охранялись как памятники старины. Он мечтал купить такой домик и восстановить его, чтобы в нем можно было жить.
Казалось, я так много о нем знаю и все-таки так мало. Он жаловался на неудачный опыт с другими женщинами и просил дать ему время, чтобы привыкнуть ко мне, чтобы вернуть себе доверие к женщинам. Вот как я влипла. Не лучше Каро. И Мерли.
Я касаюсь тебя.
Боясь,
Что ты рассыплешься
На части
В моих руках.
Каро словно предвидела этот момент. Мой страх коснуться его и вдруг обнаружить, что он существует лишь у меня в воображении.
— О чем ты думаешь? — спросил он.
— О Каро. И обо мне. — Я не хотела его обманывать.
Он ничего не сказал. Он взял мою руку и сильно сжал ее, а затем прибавил скорости.
Имке много работала, почти не отвлекаясь. Лишь иногда она заставляла себя сделать перерыв для уборки, стирки и глажения, чтобы фрау Бергерхаузен, вернувшись после отпуска, не потеряла веру в человека.
Имке толком не понимала, отчего она так торопится, ведь в запасе у нее полно времени. Сколько себя помнила, она никогда не спешила закончить книгу, потому что это означало расставание с героями, с подвластным ей организованным микрокосмосом и возвращение в реальность.
— Я не приспособлена к жизни, — пожаловалась она Эдгару, который смотрел на нее, будто сопереживая, а на самом деле он, конечно, ждал, когда его покормят. То ли дело Молли. Та охотилась и ела добытых мышей. — Молли — настоящая кошка, — сказала Имке, — а ты — тигр недоделанный.