дентов в рядах, типа психозов и неуставных личных, нет. Данные аэросъёмки с периметра подтверждают эффективность избранной пограничной тактики… имеем полное отсутствие перемещений по Зоне… Никого в Зоне нет, господин главный инспектор! Саркофаг стоит, как ничего никогда не взрывалось, район второго Выброса — нуль по гитикам, то есть… по аномалиям, то есть район нынешней Вспышки — по нулям всё. Нет больше нашей Зоны. Как есть, нет. Ни одного инци
ндента за, считай, почти три недели. Как Уткин и Пушкарёв из Зоны выползли. Как в сказке, то есть.
— Вас на сказки потянуло, мне не показалось?
Генерал-лейтенант курил редкие во второй четверти двадцать первого века сигареты «Прима». Услышав вопрос, он помолчал, затянулся так, что спалил сигарету до ногтей, и, проглотив дым, заговорил политически:
— Со всем уважением. Разрешите сказать. Прошу выслушать. Благодарю. Я на Зоне сижу девятнадцать лет, господин главный инспектор. С восемнадцатого года, с января. Со старших лейтенантов начинал. Мне генерал армии Пинчук лично дела в тридцатом передавал. Из рук в руки. И сколько мы тут сидели на заду без дела? По рукам связанные всякими секретными соглашениями, протоколами? Не стрелять, брать живьём, пресекать без применения?.. ООН! Европа! Двадцать первый век! Уже и чуть ли не в аренду Зону решили отдать мировому сообществу… как царица СССР Аляску — американцам. Со всем уважением, господин главный инспектор!
Клубин и не собирался перебивать. Малоросликов был прав. То же самое Клубин годами втолковывал Комиссару. После рабочего дня — даже с применением мата.
— Над нами легионеры — хохотали. Пиндосы — хохотали, поляки анекдоты про нас рассказывали, — продолжал Малоросликов, ковыряя ногтем столешницу. Последняя затяжка так и сидела у него в лёгких, голос его срывался в сип. — Сталкеры… отребье… воздушные поцелуйчики звуковые мне слали, поздравляли с восьмым марта… открытки эти электронные… Ну да что с них взять, недаром американцы на слово обижаются… Военспецы объединённые — не лучше диких. Что русские, что украинцы. Ладно, стыд глаза не выест. Дело не делалось! Девятнадцать лет — и семь, как я тут кум! Думаете, Сергей Борисович Пинчук свой инфаркт от полевой работы получил? Нет — он рапорты писал. В м-молоко. На рапорты здоровье убил! Ладно. Я военный. Выслуга, звания, не спорю. Жалованье. Европа! — Малоросликов произносил «Европа», как ругательство. — Но дело, товарищ… господин Клубин, не делалось! — Малоросликов поднял на Клубина мутные глаза с обваливающимися от усталости веками и сделал паузу — давил в пепельнице окурок. — Не Зона, не Особый военный округ, а проходной двор с тремя борделями, плюс диснейленд с базаром. Демократия и пропащая научная экспедиция. Вот и доигрались прошлой зимой. Вспышка. Третья! Вы не понимаете… виноват, чего я вам-то… Не были вы тут лично, что ли…