– Можно увозить его? — спросил врач.
– Вам, докторам, — проворчал Клеман, — обязательно надо разрезать парня вдоль и поперек, чтобы убедиться в очевидном. Лично я бы с легкой душой выдал свидетельство, написав: смерть наступила от пули в сердце.
Никто даже не улыбнулся.
– Забирайте его, — разрешил Миртиль. — Как насчет отпечатков? — обратился он к эксперту, колдовавшему над столом.
– Вы не поверите, — отозвался тот, — но отпечатков полно, и они повсюду.
– Разные?
– Одна группа. Могу утверждать с уверенностью.
– Горничная или предыдущие постояльцы, — проворчал Клеман.
– Вряд ли. Хотя фиг его знает.
– Знаете что: сверьте с отпечатками нашей дамы, — сказал Миртиль.
– Сеньориты Ферреро?
– Si[11].
– Думаете, это она?
– По описанию тех, кто ее видел, — определенно.
Эксперт шмыгнул носом. Свою работу, по милости которой он ежедневно сталкивался с худшими сторонами человеческой жизни, он терпел только потому, что за нее платили деньги. Отношение же к ней Миртиля, который был явно увлечен своим делом, его раздражало, и эксперту захотелось сказать что-нибудь колкое.
– Знавал я парня, — заявил он веско, — который не узнал свою жену, встретив ее на улице с другим.
Миртиль пропустил это замечание мимо ушей.
– Соседей опросили?
– Сосед один. Слева.
– Глухой и слепой, конечно.
– Угу. Ничего не видел, ничего не слышал. Оно и немудрено: его убили, когда по телевизору шел матч.
– Соседа? — хмыкнул Миртиль.
– Почему соседа? — обиделся Клеман. — Нашего клиента.
– А тебя послушать — выходит, что соседа. Какой он из себя?
– Старый хрыч себе на уме. Дед кузена хозяина этого заведения или что-то в этом роде. Приехал из Шинона на какой-то салон филокартистов. Ничего особенного.
– Филокартисты — это те, кто открытки собирает?
– Угу.
– Интересно, какой жанр он предпочитает, — задумчиво заметил Миртиль.
– Вы это к чему? — насупился Клеман, чуя подвох.
– Да так, — туманно ответил инспектор. — Так где он живет?
– С левой стороны. Номер четыреста два.
– С этой? — спросил Миртиль и ткнул пальцем — будто бы наугад — в стену. В ней виднелась дырочка, вполне достаточная для того, чтобы подглядывать за теми, кому придет в голову порезвиться в постели.
– Ах ты!.. — сказал Клеман и разразился серией крепких выражений отнюдь не в минорной тональности.
Когда он выдохся, Миртиль кратко сказал:
– Айда к филокартисту.
Филокартист вполне соответствовал описанию Клемана. Правда, инспектор забыл упомянуть, что на физиономии пожилого любителя открыток красовались по меньшей мере четыре бородавки: две — на лбу, одна — на подбородке и одна — на левом веке.