— Я не курила. Я голубей сгоняла, — возмущенно соврала Белла.
Опыт научил Тору, что с этой девицей спорить не надо. Она прошла в свой кабинет и закрыла дверь.
Папка, которую дал Маттиас, была увесистой. Цвет черный, под стать содержимому. Надписи на корешке нет. Попробуй сообрази для нее подходящее название.
— «Гаральд Гунтлиб в жизни и смерти», — пробормотала Тора, открывая папку и просматривая четко систематизированное оглавление. В папке семь разделов — видимо, в хронологическом порядке: Германия; военная служба; Мюнхенский университет; Исландский университет; банковские счета; полицейское расследование. Седьмой и последний раздел назывался «Аутопсия». Тора решила читать в том порядке, в каком папка составлена.
Она посмотрела на часы, уже почти два. До пяти надо забрать Соулей с продленки, так что на изучение времени маловато. Впрочем, если поторопиться… Тора поставила будильник в мобильном телефоне на без пятнадцати пять. К этому времени большую часть можно будет хотя бы просмотреть. Иногда, когда было много работы, Тора уносила дела домой, однако эти документы рассматривать при детях не стоит. Она открыла первый раздел.
Сверху лежала ксерокопия свидетельства о рождении. Из него Тора узнала, что 18 июня 1978 года фрау Амелия Гунтлиб в Мюнхене родила здорового мальчика. В графе «Имя отца» стояло «герр Иоганн Гунтлиб, директор банка». Название больницы ей было незнакомо. Скорее всего закрытая частная клиника для богатых. В строчке о религии ребенка было написано «римское вероисповедание». Если память Тору не подводила, то к Римско-католической церкви принадлежит примерно треть немцев, особенно высок их процент на юге страны. Когда-то, приехав на учебу в Германию, Тора удивилась, как много там католиков. Она всегда считала Германию лютеранской и полагала, что католики в основном живут в более южных странах — в Италии, например, Испании и Франции.
Далее шли отсканированные и вложенные в прозрачные кармашки фотокарточки из домашних фотоальбомов семейства Гунтлиб. К каждому аккуратно приклеена полоска белой бумаги, на которой написано, кто изображен. Бегло просмотрев фотографии, Тора увидела, что Гаральд есть на каждой. Кроме семейных, тут были и школьные снимки разных лет, включая обязательные — образцовый ученик с аккуратной прической. Интересно, эти-то зачем? Единственное, чем Тора себе это объяснила, — напоминать тому, кто будет их смотреть, что убитый был когда-то живым человеком. Да, и это действовало.
С первых фотографий, самых старых, на Тору смотрел маленький пухлый мальчик: то рядом с братом, года на два-три старше его, то с матерью. Тору поразила красота Амелии Гунтлиб. Даже по нечетким снимкам заметно, что она из тех женщин, которые без труда выглядят превосходно. Особенно трогательной была фотография, где сын учится ходить, а мать ему помогает. Они в каком-то саду, фрау Гунтлиб держит Гаральда за руки, ему примерно год, ребенок чуть выгнулся вперед, приподняв полусогнутую ножку. Фрау Гунтлиб смеется в камеру, ее красивое лицо лучится счастьем. Холодный голос, который Тора слышала по телефону, никак не сочетался с такой располагающей внешностью. Индивидуальные черты ребенка пока еще не проявились, носик маленький, но, несмотря на детскую припухлость, сходство между матерью и сыном заметно.