Крики смолкли. Над дачным поселком висела тишина, нарушаемая порывами ветра. Очевидно, зэки в качестве разнообразия поработали головами и избрали новую тактику – тихий обход. У Максимова же голова перестала работать. Надежды отыскать девчонку таяли. Переулки сливались в один. Он сбился с курса и однажды чуть опять не вышел к правлению. Контуры знакомого вагончика плясали перед глазами. Он сменил курс и остановился на каком-то перепутье, у раскисших песчаных горок. Замкнутый круг – садоводство «Тополек». Можно вырваться из лабиринта, но почему-то никто не хочет этого делать. Бродят, вылавливая друг дружку…
Двое как раз появились. Точно, парами ходят. Лупатый и Ворона – медленно вышли из-за поворота. У Лупатова – берданка, у Вороны – двустволка покойного сторожа. Роботы какие-то недоломанные, зомби. Брели, волоча ноги, и Максимова увидели не сразу. Глаза-то тусклые. И он не сразу сообразил, что хорошо бы спрятаться. Палец как-то лениво нащупывал курок, но он его не чувствовал! Лупатый испустил харкающий звук, поднял берданку. Максимов рухнул за горку с песком – одновременно с выстрелом. Пропело над головой. И тишина. Ворона не стрелял. Все понятно – держал на прицеле макушку песчаной горки и медленно приближался. А за спиной Лупатый вбивал в берданку свежий патрон…
Он завозил конечностями, разворачиваясь на сто восемьдесят. Палец все же обнаружил спусковой крючок, но едва ли это давало активное преимущество. Подниматься не хотелось. Он пополз к забору, где между землей и торцами штакетин виднелся просвет сантиметров в двадцать. Лег на спину, просунул голову и тяжело оттолкнулся пятками от подножия горки. Животом, слава богу, не обзавелся – пролез. Ворона словно чувствовал исчезновение «клиента» – шаги убыстрились, дыхание стало отчетливым, близким… Он выдернул ноги с той стороны проулка, когда ненавистная харя возникла над горкой. Максимов прокатился по увядшей свекольной ботве, нырнул за подвернувшуюся бочку – тут и грохнуло! Ворона грязно выругался. Еще один выстрел – пуля звонко пробила бочку! Пришлось кувыркнуться, катиться по шершавой доске и прыгнуть за фанерную сараюшку.
– Ушел, гадина! – в сердцах выплюнул Лупатый. – Прикрой-ка, Ворона…
– Оставь, Лупатый, – буркнул «сторож». – Далеко не уйдет, девчонка важнее… У этого фраера дешевого, зуб даю, патроны кончились, для блезира автомат тискает…
Желание опровергнуть неверную гипотезу было жгучим, как крапива. Но он не стал горячиться. Попасть проблематично, а патроны вот-вот кончатся. Он добежал до пушистого кедра, шмыгнул в густую хвою и просидел, не шевелясь, пару минут. Тишина висела над поселком. Он выполз, прижимаясь к земле, дополз до разобранного парника и поднял голову. Над забором промелькнули две макушки и спрятались. И что бы это значило? Под оградой сидят, на понт берут? Или уходят, пригнувшись? Пришлось сидеть за парником, наблюдая, как с соседней сосны на ограду слетела сорока, уселась в двух шагах от горки и, склонив головку, вылупилась на парник. Не самое, конечно, мозговитое существо – сорока, но на головы страшенным мужикам вряд ли сядет. Нет под ней никого. Он пополз по узеньким дорожкам между перекопанными грядками…