А там, в другом месте, девушка с трудом поднялась с колен и побрела в глубь леса. Позади грохотало, взрывалось. Это Яшка вел бой с фашистами, прикрывал отход радистки отряда. Несколько раз над головой ее просвистели пули. Вспомнился Алексей. Обидой кольнуло: зачем послал меня сюда? Но тут же всплыло: «Как вернешься, я тебе что-то скажу». «Алеша! Я обязательно вернусь!» И застыла, в бессилии опустив руки.
Дорогу преградили трое с автоматами. Они стояли, расставив толстые носорожьи ноги, и ухмылялись в три рта. Средний сказал что-то пакостное. Все трое заржали. Отчаянно заколотилось сердце.
Рука скользнула в карман фуфайки, нащупала холодное, округлое, ребристое… Сердце выстукивало часто-часто, словно секундной стрелкой мчалось в груди: «Все!» Слезы закрыли глаза. Уже рядом! Кажется, в самое лицо дышат. Душно!
Рука рванула кольцо в кармане. В последний миг увидела глаза матери. Чей-то голос крикнул на весь лес: «Как вернешься…»
Немного позже изрешеченный пулями, истекающий кровью Яшка послал последнюю пулю себе в висок.
Ветер пробежал по ольшаннику, тронул легкой рукой зеленую листву. Потом наткнулся на что-то и испуганно шарахнулся в сторону, поспешно умчался на зеленый взгорбок.
По дороге все еще шли машины, трещали мотоциклы. В белой кипени цветущих деревьев краснела чешуйчатая крыша графского замка.
34. ОНИ ВСЕГДА ПРЕДАВАЛИ РОССИЮ
…Глаза Алексея кричали. Он слушал Вилли: «Я успел насчитать двенадцать машин, командир, и мотоциклов пятнадцать. На пяти — пулеметные установки». Стоящий рядом с Терлычем батька Апанас встревожился: это радисты? Не попадут черту в зубы? Вилли пожал плечами: «Яшка — разведчик бывалый». — «Не нужно было, Иваныч, посылать их к пану, — упрекнул дед. — Тебе, конечно, виднее. Только не дело Федосьи собирать чужие колосья».
Терлыч невидяще поглядел на тихие березы невдалеке, покусал ошершавевшие губы, вытащил из планшетки карту, склонился над нею: «Батько! Делаем так. Отходим до этого болота. Вы своих орлов оттяните по правому флангу и пропускайте фрицев на нас. Как начнется стрельба, бейте сбоку. Погоним их к болоту». — «А может, я со своими хлопцами сам справлюсь, Иваныч? Тебе на самолет нужно поторопиться». — «Солоно вам придется, батько. Видишь, какая махина валит».
Батька осторожно, но туго сжал свою пышную бороду в горсть: «Не так страшен черт, сынок. Со всяким фрицем схватывались. И Бог миловал. Мы — лесовины, знаешь сам. А мы поиграем с фрицами в кошки-мышки, Иваныч. Попробуем их завести в сторону. Или ты старого деда ни в грош не ставишь? Думаешь, лопочет старый дурень, сам чего не знает». Алексей обнял его: «Без обиды, батько. Ведь иной раз думаешь — поймал, а глянешь — сам попался. Следы-то машинами мы проломили — слепой разберет. Не дураки фрицы, чтоб всей силой гоняться за тобой. Да и не по-русски оно выйдет, вы тут погибать будете, а мы — шкуры спасать?»