И первый раз Ван-Лун услышал об этом от среднего сына, который пришел однажды с рынка есть рис и сказал отцу:
— Цены на зерно сразу повысились, потому что к югу от нас идет война, и с каждым днем армия подходит все ближе и ближе. Нам нужно придержать наши запасы зерна, потому что цены будут все расти и расти, по мере того как армия подходит к нам ближе, и мы сможем продать зерно за хорошую цену.
Ван-Лун ел и слушал его речь, а потом сказал:
— Что же, это любопытно, и я с удовольствием посмотрю, что такое война, потому что всю жизнь я слышал о ней, а видеть — никогда не видел.
И тогда он вспомнил, как боялся когда-то, что его заберут на войну; но теперь он был для этого слишком стар, а кроме того, он был богат, а богатым нечего бояться. И он не обратил на это большого внимания и чувствовал только легкое любопытство, и сказал среднему сыну:
— Поступай с зерном, как находишь нужным. Оно в твоих руках.
В следующие за этим дни он играл с внуками, если ему этого хотелось, и спал, и ел, и курил, и иногда ходил посмотреть на свою дурочку, которая сидела в дальнем углу двора.
Однажды, в начале весны, надвигаясь с северо-востока, словно саранча, в город вошла целая орда. В одно ясное и солнечное весеннее утро маленький внук Ван-Луна стоял у ворот с одним из слуг и смотрел на проходящих, и, увидав бесконечные ряды людей, одетых в серое, он бегом бросился к дедушке и закричал:
— Смотри, что идет, дед!
Тогда Ван-Лун вышел с ним к воротам, чтобы позабавить его и увидел, что толпа заполняет улицу, заполняет город. И Ван-Луну казалось, что померк солнечный свет и воздуха нехватает, потому что несметная орда одетых в серое людей тяжелым и мерным шагом проходила через город. Тогда Ван-Лун вгляделся пристально и увидел, что каждый из них держал какое-то оружие с торчащим на конце ножом, и что лица у них всех были свирепые, грозные и грубые, и хотя некоторые были совсем юны, они были такие же.
Увидев их лица, Ван-Лун поспешно привлек к себе мальчика и прошептал:
— Войдем и запрем ворота. Это нехорошие люди, мое сердечко, и смотреть на них нечего.
Но не успел он повернуться, как один из толпы увидел его и окликнул:
— Эй, племянник моего отца!
Ван-Лун оглянулся на этот зов и увидел сына дяди: он был одет, как и другие, в серое и покрыт пылью, но лицо у него было самое свирепое и грубое из всех.
И он резко засмеялся и обратился к своим товарищам:
— Здесь нам можно остановиться, друзья, потому что это богач и мой родственник!
Ван-Лун остолбенел от страха, и орда бросилась мимо него в его собственные ворота, и он беспомощно стоял посреди. Она растеклась на дворам, словно грязная и мутная вода, заполнив каждый угол и каждую щель. И люди ложились прямо на полу, черпали воду из прудов горстями и пили, и стучали ножами о резные столы, и плевали, куда вздумается, и окликали друг друга.