Но только стонет море.
Надо уходить! Надо уходить!
Еще, еще полчаса! А вдруг придут?!
Но катера не пришли.
Где, где взять силы?
Командиры не из робких, но и они замолчали. Да что скажешь, какие слова найдешь?
Надо уходить, надо уходить — скоро рассвет.
Кривошта молчит.
— Решай же! — не выдержал самый выдержанный — Алексей Черников.
— Остаемся на сутки! — решил Кривошта. — Выбрать самое удобное место!
— Пересидим повыше, Николай! — сказал Черников, Рассвет был внезапен.
Пулеметы, автоматы, гранаты — все наготове. Кривошта предупредил:
— Голов не поднимать, не стонать, дышать в рукав.
— Дешево не достанемся. Ясно! — отозвался Алексей Черников.
Солнце палит по-августовски, все больше накаляются камки, начинает подкрадываться жажда.
День тянется бесконечно.
Немцы пока ни о чем не догадываются, пуляют себе на дорогах для успокоения совести. В лиманах, Кикенеизе ржут лошади, шумят машины.
На противоположных мысах залива — огневые точки, прожекторы. Опасное соседство. Поневоле думается: катера, положим, придут, но их же могут взять под перекрестный огонь; Что же будет?
Никто об этом вслух не говорит.
Даже Черников, потеряв железное спокойствие, то и дело посматривает на бунтующее море.
Страшно подумать, что не прекратится шторм.
Кривошта подполз к Черникову.
— Как, Леша?
— Не придут.
— Да, море не позволит.
— А завтра? — Черников уставился на командира: — Уйдем или еще сутки просидим?
Кривошта молча отполз на свое место.
К вечеру ветер завыл сильнее.
Вдоль трассы, которую наверняка придется снова переходить, но в противоположную сторону, — стрельба, ракеты.
Внизу стонет море. Нет никакой надежды.
Катера снова не пришли.
Они не придут и завтра — так чует душа каждого.
Самые страшные минуты — оказались перед пропастью.
Раздался одинокий выстрел. Покончил с собой больной пожилой партизан.
— Я не дойду и вам помешаю, — сказал он перед выстрелом.
— А мы дойдем, клянусь, доведу! — горячо заявил Николай Кривошта. — Мы прожили трудный год, повидали всякое, но выдержали. Так неужели позволим не только уничтожить себя, но и зачеркнуть самое дорогое, что у нас есть, нашу борьбу! Слабых мы понесем, но дойдем!
Это первая речь Николая Петровича Кривошты за всю его лесную жизнь.
И начался марш — обратный.
Ах, как трудна дорога!
Подъем, подъем…
Кто-то обессиленный падает.
— Идем, дружище! — подхватывает его Черников, и на этот раз замыкающий колонну.
Дорога! Скорее, скорее!
Бесшумными тенями скользят молчаливые партизаны.
Теперь на яйлу!
…Слишком беден мой язык, чтобы передать пережитое товарищами, чтобы рассказать, как они, по всем законам жизни уже трижды мертвые, поднялись на вершину Ай-Петринского плато.