Это все о Боге. История мусульманина, атеиста, иудея, христианина (Сельманович) - страница 140

Увы, такое случается редко. Только настоящее с его соображениями, касающимися непосредственного состояния экономики, политики и религии, приглашается за стол переговоров. Подрастающее поколение в дискуссиях не участвует. Мы не спрашиваем: «А как отразится это решение на людях, которые будут жить через пятьдесят или двести лет?» В своей книге «Ортодоксия» Г.К.Честертон высказал убедительный призыв чтить традиции и прошлое вместо того, чтобы поклоняться настоящему. По–видимому, мы приближаемся к новым вехам мышления, когда мысль Честертона о «демократии, разрастающейся во времени», будет охватывать и будущее[113].

Центром нашего внимания является сегодня, еще один способ сказать «мы». Мы стали эгоцентричными и потому разрушаем сами себя. Как я писал во вступлении, наши дети смотрят на нас с немым вопросом: «Что же вы натворили?»

А если Бог воспринимает нашу религию глазами детей, которые унаследуют землю после нас, и судит ее такой, как видит? Почему бы тогда не прислушаться к вопросам, которые задают дети? «Защитники Бога выслушали бедных?» «Они поняли, что обижают других?» «Они любили землю?» Что будет, если мы начнем толковать наши священные тексты и традиции не в тиши кабинетов, не в славе храмов, и не для того, чтобы сберечь прошлое, а, по сути дела, не пытаясь ничего доказать? Что было бы, если бы мы взялись изучать нашу веру, практиковать ее и молиться под пристальным взглядом наших сыновей и дочерей? Что если бы мы проявляли религиозность не просто как иудеи, христиане и мусульмане, братья и сестры в вере, а как матери и отцы?

Смех, слезы и спонтанный подъем

На следующее утро после визита моих родителей в церковь я подъехал к ней раньше, чем обычно. Я припарковал машину, вышел на пустую стоянку, где днем раньше мы стояли в кругу родных и друзей. Дух Божий еще витал здесь, прохладу калифорнийской ночи уже вытесняло тепло встающего солнца. Меня переполняла радость от встречи с Богом и сожаления о жизни, потраченной на борьбу из–за религии.

Мне неудержимо хотелось засмеяться.

Над своей религией.

Так я и сделал; я засмеялся, находясь один на стоянке. Мы, люди, смеемся, реагируя на несоответствие. Смех — один из способов справиться с расхождениями нашей жизни[114]. Вот наша мечта о мире, а вот, пожалуйста, — сам мир. Вот надежды, которые мы возлагаем на свою религию, а вот и сама религия.

И все мы — мусульмане, христиане, иудеи, атеисты, индуисты, буддисты, колдуны и так далее — согласимся, что между нашими сокровенными чаяниями и нашим опытом есть несовпадение. Это печально и вместе с тем прекрасно. И смешно. Богослов Томас Оден пишет: