Карсуэл подался вперёд, свет лампы упал ему на лицо.
Увидев его черты, Холмс резко втянул воздух. Кожу покрывали тёмные волдыри, некоторые уже лопнули. Рот расширился за счёт распухших дёсен — именно поэтому голос и звучал так странно. В глазах доктора стояли слёзы.
— Вам не понадобится оружие, мистер сыщик. Через восемь часов я и так умру. Моих познаний достаточно, чтобы поставить диагноз. У меня, видите ли, чума. Я заражён чумой. — Он издал странный, диковатый смешок, говоривший об умственном расстройстве. — Боюсь, я утратил осторожность, — продолжал он. — Подошёл слишком близко, и одна из этих тварей меня укусила. А я-то думал, она уже сдохла. Так нет, издыхая, набралась сил и отомстила. Я тут же принял меры, однако было уже поздно. — Он прикрыл глаза, слёзы хлынули по исковерканному лицу. — Слишком поздно.
Холмс не находил слов. Он знал, что этот человек поставил свои знания и опыт на службу баронессе и её дьявольским планам, но подобной напасти нельзя было пожелать даже ему.
— Вы, надо думать, назовёте это божественным вмешательством. А на мой взгляд, виной всем чертовская неосторожность! Так что всем нам конец: и мне, и гигантской крысе, и её многочисленному потомству.
— А баронессе?
— А вот на это даже не надейтесь, мистер Холмс. Я-то думал, что вы, с вашим умом, уже догадались, что баронесса у нас неуязвима, как заколдованная. Она вышла из переделки, даже не запачкав платья.
— Вы были соратниками?
Карсуэл качнул головой.
— Я был для неё мелкой сошкой. Я понадобился ей, потому что обладал необходимыми познаниями. Я хорошо разбираюсь в инфекционных болезнях, а кроме того, у меня была слабость — азартные игры. Заманить меня в ловушку, не оставив иного выхода, кроме как выполнять все её указания, не составило ни малейшего труда.
— Вам поручили вывести этих чудовищных тварей и заразить их чумной бациллой.
— Умеете вы выражать свои мысли, мистер Холмс. Да, это сжатая, хотя довольно грубая и упрощённая версия истины.
— Но вы же могли отказаться. Финансовый крах — пустяк рядом с уничтожением тысяч ни в чём не повинных людей. И, небо свидетель, вы же врач. Вы дали клятву Гиппократа. Ваш нравственный долг — спасать жизни, а не губить.
— Мог ли я отказаться? А сами-то вы смогли ей отказать?
Холмсу нечем было ответить на этот выпад. Уж кому-кому, а ему следовало понимать, что любой, кто попадал в орбиту влияния баронессы, переставал быть себе хозяином. Все эти несчастные делались марионетками в её руках. Он подумал о Стэмфорде, как тот изменился, как мало в нём осталось человеческого. Карсуэл завербовал его в качестве помощника для экспериментов над крысами, пообещав, что погасит все его долги и станет щедро платить за услуги. Стэмфорд, плохо понимая, во что ввязывается, согласился. А потом познакомился с баронессой, и воля его больше ему не принадлежала. По сути, в этой истории не было ни единого злоумышленника, кроме самой баронессы. Остальные же были её рабами — включая, на некоторое время, и самого Холмса.