— В свое время Гитлер для меня был великим немцем, которому я поклонялся. Он остался бы божеством для нации, если бы не проиграл войну, — вздохнул Моритц.
Инга взглянула на меня, потом осуждающе на отца. Он замолчал. Она как бы извинялась за него.
— Может вам лучше переехать в Западную Германию? — с умыслом сказал я и уставился на Моритца.
О, нет, я останусь здесь, на шее у Ульбрихта, — ошарашил он меня своим ответом.
«Какой бы русский додумался до этого?» — подумалось мне.
— А дядя Карл хочет сюда переехать, — сказала Инга.
Я сразу же уцепился за дядю Карла. Ход разговора
давал мне повод для этого. Хотелось о нем все узнать, но пришлось сдерживать себя, чтобы не навлечь чрезмерной заинтересованности им.
Дядя Карл, двоюродный брат Моритца, владелец небольшой пекарни и собственного магазинчика, в котором он продавал хлеб в Кёльне, после войны работал в одном из федеральных ведомств, находившемся в этом же городе. Он был несколько моложе Моритца. Должность его в том ведомстве была на самой низкой ступеньке не на лестнице, а под лестницей. Он был что‑то вроде рассыльного или посыльного. Все совпадало с тем, что имелось у меня. Важно было выяснить, почему же он хотел переехать на жительство в ГДР. Весьма интригующее обстоятельство, которое неожиданно появилось и следовало учитывать.
* * *
…К нам подошел шофер Коновалова с термосом и чашками.
— Чайку, Николай Семенович.
— Перебил ты, Сашка, на самом интересном месте, но отказываться не будем. Наливай.
Мы уселись на поваленном дереве, пили крепко заваренный, обжигающий чай.
— Значит, дело шло к вербовке, как я понимаю?
— К установлению делового контакта.
— Так, что дальше? — заинтересовался Николай Семенович.
— Дальше… Мне рассказали, что во время одного из массированных налетов англо–американской авиации на Кельн в сорок четвертом или в сорок пятом году все богатство дяди Карла оказалось под обломками разрушенных бомбежкой зданий. От его пекарни и лавки ничего не осталось. Мне в войну не раз приходилось видеть подобную картину. Люди копались в развалинах, надеясь кого‑то спасти, что‑то найти, прислушивались, но под горами кирпича стояла мертвая тишина. Наверное, это же пережил и дядя Карл. Сам он случайно уцелел в ка
ком‑то бомбоубежище, а вся его семья, трое детей и жена, погибли в тот день. Остался он один и едва не умер с голоду. С тех пор он возненавидел англичан и американцев, не скрывал этого в письмах к Моритцам.
Обвинял он и наци в случившемся. Жил мечтой — открыть свою пекарню, в которой сам за пекаря, и лавку — сам за прилавком. Он знал, что в ГДР допускалась частная собственность, государство поощряло конкуренцию мелких предпринимателей с государственными предприятиями. Намеревался приехать к Моритцам, считая, что в ГДР легче открыть свое дело.