Заседания бюро всегда затягивались допоздна. Начинали засветло, кончали в темноте. Слушали отчет коммуниста начальника Управления связи. Положение дел в этой отрасли выглядело довольно сложным, хотя многое было сделано, радиофицированы многие населенные пункты,
введены новые мощности АТС, однако острый спрос на телефоны далеко не удовлетворялся. Десятки лет даже фронтовики ждали и сейчас еще ждут очереди на установку домашних телефонов, а многие населенные пункты — радиофикации.
Докладчик–связист уложился в отведенные ему десять минут, сказал честно и открыто, что существует много объективных трудностей, которые он не может устранить. Нужны капитальные вложения, нужны материалы, нужна поставка новой техники. Кажется все он объяснил. Его можно было понять. Однако тон обсуждения задал ведущий бюро. И почему‑то настроен был агрессивно. Заглядывая ему в рот, некоторые члены бюро, как это случалось не однажды, тут же сориентировались и не намерены были идти против «сквозняка».
— Есть предложение исключить…
А это означало автоматическое освобождение от должности знающего специалиста. Докладчик покраснел, потом побледнел, с ним, кажется, стало плохо.
— Мы же ему недавно за все это записали строгий выговор, за что же его здесь опять подвергаем экзекуции, кому это нужно?
— Товарищи, — услышав эти слова, почуяв надежду на спасение, начал он тихим дрогнувшим голосом, — я только что из больницы, у меня был инфаркт. Мне осталось немного, дайте мне возможность доработать, всего несколько месяцев до пенсии и я уйду.
Он очень волновался, но пытался сдержать себя. Его пробивал холодный пот.
Пришлось еще раз сказать в его защиту, чтобы спасти человека. Исключение из партии было жестоким наказанием. Такой жестокости подвергались иногда люди, объективно не имевшие возможности выполнять те или иные решения, вовсе не потому, что они не хотели или не справлялись со своими обязанностями. Но это не принималось во внимание. На всех уровнях существовала установка — знать ничего не знаем, никаких ссылок на трудности, и из‑за боязни, как бы не обвинили в беспринципности и мягкотелости, нередко отменялись решения бюро райкомов, поступивших недостаточно жестко.
Со мною согласились. Ограничились тем, что начальника связи предупредили.
Многие исключенные из партии убежденные коммунисты апеллировали к съезду, настойчиво через пять, де
сять и более лет добивались восстановления в партии. Они верили в справедливость, защищали свою честь и достоинство. Добивался реабилитации и восстановления в партии один из министров правительства бывшей Крымской АССР, татарин, человек преклонного возраста, но ему отказали в восстановлении по причине его автономистской активности среди крымских татар, проживающих в крае.