Суман прочла все эти статьи подряд и совсем запуталась. Кое-что ей удалось понять. Кто эти люди, писавшие такие статьи, могла она встретиться с ними? Может быть, они помогут ей найти какую-нибудь достойную работу, какую-то честную службу. Кто они, эти люди? Где они?
Потом она придумала. Втайне от матери она написала письмо редактору.
«Господин редактор!
Я дочь потомственной таваиф. Я пока еще не занималась этим ремеслом, но мать принуждает, и, кажется, мне вряд ли удастся избежать уготованного. Помогите мне найти другое занятие, чтобы мне не пришлось вести эту страшную жизнь. Я могу преподавать детям или женщинам английский язык, урду, хинди и арифметику, знаю музыку, пою, умею печатать на машинке. Я готова выполнять любую работу, лишь бы не торговать собой, и я буду с прилежанием выполнять все порученное мне».
Она подписала письмо, оставила свой полный адрес и отдала конверт продавцу газет, чтобы тот отнес его на почту. Но прошло много дней. А ответа не было.
И вот наступил день, когда должна была решиться судьба Суман. Она не знала, кто этот человек, откуда он, не видела его и не знала его привычек. Утром ее нарядили, повесили на шею гирлянду цветов и должны были увезти, как жертвенную козу на заклание. Куда? Она не имела об этом ни малейшего представления. А когда рассвело, Суман увидела возле дома голубую машину с красными колесами. В этой машине она должна была уехать.
Кто-то постучал в дверь. Несколько человек шумно втиснулись в комнату. Вместе с ними вошел полицейский. Один из вошедших был высокий и худой старик в одежде из грубой домотканой ткани, кхаддара, ставшего символом патриотов, с тяжелой палкой в руках. С его лица так и струились доброта и благолепие. Он спросил у Суман ее имя, потом объявил, что пришел забрать ее в женский приют. Мать растерзала бы этого старика, но увидела полицейского и сникла, а когда узнала, что Суман сама написала редактору газеты и, значит, сама пригласила этих людей, то упала в обморок…
Когда Суман вспоминает обо всем этом, она и сейчас не находит себе места. Но что ей тогда оставалось делать?
…Она сняла украшения, оделась в простенькое сари, взяла с собой пишущую машинку и несколько книг. Мать пришла в себя, но не проронила ни слова. Она знала, что принуждать кого-нибудь торговать своим телом считается преступлением. Уходя, Суман протянула руку к ситару — не затем, чтобы взять с собой, а чтобы проститься с любимой вещью. Неизвестно, что подумала мать, когда закричала:
— Убирайся отсюда! И не смей даже притрагиваться…
— Поторопись, дочка, — сказал старик.