Фуггеровский посланник удивился, однако не стал расспрашивать, кто эти двое, и тем более вступать с ними
в беседу. Маттеус Шварц слушал вполуха болтовню, которой счел своим долгом развлекать его хозяин. Мысли его были далеко отсюда. Наконец он выпил залпом чашу, чтобы отделаться от назойливого трактирщика, и поднялся в свою комнату.
Шварц так устал с дороги, что сразу разделся и лег на кровать. Пять дней назад после пережитого бурного периода он выехал из Аугсбурга. После кончины Якоба Фуггера его наследство досталось племянникам Раймунду и Антону, которым торговля специями с Индией, медные рудники в Испании и Венгрии, равно как и европейская финансовая система были столь же безразличны, как сказки «Тысяча и одна ночь». Тем большая ответственность лежала на Шварце — бдительно следить за всей империей.
Но гораздо больше, чем деньги и товары, фуггеровского посланника занимала одна мысль, не дававшая ему покоя. Со времени его последней поездки в Майнц к курфюрсту Альбрехту Бранденбургскому из головы у него не шла Магдалена, жена канатоходца.
Внезапная смерть Якоба Фуггера заставила его тогда поспешно покинуть Майнц и вернуться в Аугсбург. Но как только Фуггера похоронили, он тут же снова примчался в Майнц. В монастыре Эбербах он наткнулся на пьяного кучера Рихвина, который рассказал ему, что доставил Магдалену и ее любовника в Вюрцбург. Женщина остановилась в гостинице «У лебедя», а ее спутник поселился в монастыре Святого Якоба. Шварц поехал туда, но никто не мог ему сказать, куда направилась Магдалена. И лишь слепой привратник монастыря Святого Якоба, напустивший на себя таинственность, намекнул ему, что на месте Шварца он искал бы ее в Бамберге. И вот наконец Маттеус прибыл в город, стоящий на реке Регниц.
Погруженный в свои мысли, Маттеус Шварц уже начал засыпать, когда из соседней комнаты неожиданно донесся чей-то оживленный разговор. Молодой человек встрепенулся.
— Вы не должны были убивать обоих! Об убийстве речи не было.
— Они слишком много знали. Поверьте мне, это был единственный выход! Иначе они опередили бы нас.
— Да ладно!
Молчание.
— К тому же они были неверующие. Она и вовсе слыла колдуньей. Рано или поздно все равно очутилась бы на костре.
— А пожар в «Преисподней»?
— Без этого нельзя было обойтись.
Молчание.
— Иоганн, вы наводите на меня ужас!
— Ну не будьте же святее Папы Римского! Вы непременно, во что бы то ни стало хотели завладеть книгами.
— Я говорил, что готов заплатить за них любую сумму, пусть даже тысячу гульденов. Но я не говорил, что вы должны душить или топить людей.