Морячка Валя спрашивала Алексея Емельяновича:
— Скажите, я не сплю? Может быть, мне все это мерещится, товарищ капитан-лейтенант? Вы знаете, доктор ваш говорит, что я скоро на ноги встану. Значит, я вернусь в свой батальон?
— Ну ясно вернетесь, — уверял Алексей Емельянович. — Еще повоюете, Валя.
— А мои-то, наверное, думают, что меня и в живых нету. Эх, написать бы им! Вот удивятся!
Вдруг Валя приподнялась на койке и крепко поцеловала командира!
— Вы жизнь мне спасли, жизнь! — воскликнула она горячо. — Если бы вы знали, как жить хочется! Я думала, навсегда в плавнях останусь… страшное слово — «навсегда»! А теперь — я такая счастливая!
— Спите, милая, — сказал, улыбаясь, командир корабля. — Отдыхайте. Вот придем в Ейск, подлечитесь, будете долго-долго жить… А жизнь у нас после войны будет хорошая, ей-ей! Славно станем жить! Ну, спите, спите, я пойду.
Он повернул выключатель, задернул занавеску, закурил папиросу. Услышав ровное дыхание девушки, Алексей Емельянович вышел из каюты и столкнулся со спешившим к нему штурманом.
— Товарищ командир, — взволнованно доложил Коган. — На реке какое-то судно горит. Зовет на помощь.
Харченко поднялся на палубу. В густом тумане он увидел расплывчатое красное пятно. На середине реки, развернувшись лагом[4], непрерывно гудел горящий пароход. Из темноты донесся полный отчаяния, жалобный крик. Алексей Емельянович подошел к матросам, столпившимся на баке.
— Женщины кричат, товарищ командир, — сказал Овидько.
— Гребцы — в шлюпку! — приказал командир.
В огненном зареве летали тучи гари. Палубные надстройки парохода обрушивались с треском. По палубе метались в дыму люди.
— На помощь! Помогите! — донеслось до командира.
«Железняков» бросил якорь. Теперь все были наверху, кроме машинной команды и радиста.
— Ну что же, хлопцы? Снимай людей! — закричал Алексей Емельянович, стараясь перекричать неистовый вой пароходного гудка.
С низкого борта плюхнулась в реку шлюпка. Гудок продолжал выть.
Харченко крикнул в мегафон:
— Эй вы, на пароходе! Уймитесь!
Гудок несколько раз всхлипнул и умолк. Тогда командир передал приказание:
— В первую очередь садятся в шлюпку женщины и дети!
Шлюпка подошла к борту парохода, и Алексей Емельянович видел, как люди, яростно отталкивая друг друга, с размаху бросаются в воду.
— Эй, на пароходе! — крикнул он. — Всех снимем, всех до одного. Женщины с детьми — вперед!
Шлюпка нагрузилась и вынырнула из тумана под самой кормой монитора.
— Их немцы подожгли, товарищ командир, — взволнованно докладывал Овидько, пока матросы принимали на палубу плачущих женщин и перепуганных ребят. — Вот гады! Вывели на середину Дона, попортили машину, руль, облили палубу бензином. Там полно детишек да баб…