Наталья старательно отсортировывала в шкафу мои шмотки, которые, по ее мнению, следовало взять в дорогу.
– В конце концов, если никакой опасности нет, просто развеемся.
– По ветру?
Наташка не ответила. Стащив с антресолей объемистую сумку, принялась протирать ее от пыли, самозабвенно мурлыкая: «На воле гуляет, на воле гуляет, на во-оле гуляет маньяк с бородой».
– Почему с бородой-то? – стряхнула я с себя оцепенение.
– Без бороды он в строку не укладывается. Ну зачем ты в визитки полезла?
– Затем!
Визитка художника Ивана Ивановича Рогожина нашлась почти сразу. Я позвонила сначала по семизначному, скорее всего рабочему номеру телефона, прослушала серию длинных гудков и набрала номер мобильного телефона. С тем же эффектом.
– Не судьба! – буркнула себе под нос и со вздохами и размышлениями принялась укладывать подготовленные подругой вещи в сумку.
Можно было бы отвезти Анну с сыном к свекрови и детям. Правда, они и сами в гостях, но сложность в другом – бабуля перед отъездом всем соседкам уши прожужжала о своей замечательной подруге и ее курах, несущих яйца величиной с велосипедное колесо. Кому-то из них, кажется, даже адрес дала. Что стоит этому киллеру заявиться в деревню Юрьево и взять родных мне людей в заложники?
Я тихо ахнула и присела на кресло. Вернее, мне показалось, что я присела на кресло. Наташка его отодвинула в сторону, чтобы обеспечить большее пространство для сборов. Но мне и на полу было хорошо. Не хотелось вставать и откликаться на мелодию вальса из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь». Скоро буду бояться собственной тени.
– Ир, кажется, твой ласковый и нежный Ефимов надрывается!
Наташка держала мой телефон в руках, вопросительно изогнув брови.
– Ты что, пять минут как разлюбила своего проповедника? Так скажи ему об этом сама. Плодишь маньяков, а я вынуждена тебя от них спасать!
– Алло?
Как ни старалась, но вышло трагично. Абонент не откликнулся. Мелькнула мысль, что, если это маньяк, мой обреченный голос заставил его меня пожалеть. Наверное, у него наступила минута молчания. Но она истекла раньше, чем он заговорил.
– Простите, это Рогожин. Мне звонили с этого номера. Я отлучался ненадолго… Вы по поводу приобретения картин?
Иван Иванович умел слушать. Он ни разу не перебил тот бред, который я несла, хотя и старалась быть краткой. Но одно из двух: либо у меня нет таланта рассказчицы и, следовательно, его родной сестры – этой самой краткости, либо он у меня есть, но один-одинешенек. Без сестры. Только когда я умолкла, окончательно запутавшись между висевшим на нашей стене полуразрушенным скитом, березами, бешеными лисами и обещаниями возместить причиненные монологом материальные потери, он осторожно попытался выяснить, кто я вообще такая.