– Дебилка!!! – рявкнула Наташка, отняв у меня мобильник. Хотела внести ясность и с места в карьер принялась извиняться за то, что время у нас ограничено – звоните в другой раз. В результате через полминуты я удостоила ее тем же званием. Заметив, что с того места, где стою, то есть со стороны, виднее, велела вернуть аппарат. Подруга, прекратив нести Рогожину не меньшую ахинею, мило прощебетала «одну секундочку» и раздраженно пихнула мобильник мне в руки.
С этого момента началось некоторое взаимопонимание с художником. Теперь уже мне пришлось слушать. В основном дифирамбы кудеснику Дмитрию Николаевичу, бестолковым придатком которого я являюсь. Смысл пятиминутных откровений Ивана Ивановича коротко сводился к тому, что, будучи женой замечательного скульптора – мастера резьбы по живому человеческому телу со скальпелем в руках, удостоилась участи счастливейшей из смертных. Мне пришлось смириться с таким мощным словоизвержением – Рогожин ведь тоже мучился, слушая меня. Долг платежом красен. За это время удалось собраться с мыслями. Я не заметила, когда исчезло равнодушие, призывавшее пустить все на самотек и я попросила художника о короткой встрече примерно через часок. Наташка, как могла, изгалялась яростной жестикуляцией, перемежаемой отчаянным фырканьем. Давала понять, что сейчас не время для свиданий. Как ни странно, но Рогожин с ней согласился. Почему – стало понятно без дополнительных раздумий. Просто художник телом и душой находился за много километров от Москвы – в приснопамятном селе Владимирском. Ну не мог он отказаться от желания написать легендарное озеро Светлояр на закате дня.
Радовалась я так искренне, что переплюнула Наташку, вынужденную досрочно прекратить свои кривляния. Испросив у Рогожина разрешения и пользуясь дарованным им согласием на наше скорое прибытие, передала трубку подруге, дабы она смиренно выслушала маршрут следования до места назначения – мне такое доверять нельзя, всю жизнь путаю правую сторону с левой и не запоминаю маршрутов. Любой автомобильный пробег в моей интерпретации обязательно проходит через Дальний Восток. Наташка соображала и схватывала все на лету, время от времени поминала «маму дорогую» и сокрушенно качала головой, из чего я заключила, что столь дальнее расстояние в ее планы не входило.
По окончании переговоров я вихрем носилась по квартире, собирая мелочи, о которых вспоминала, тогда как Наталья смирно сидела в кресле, тупо изучая висевшую на стене рогожинскую картину.
– Анне звонила? – очередной раз пролетая из кухни в спальню, спросила я, но ответа не дождалась. – Звони немедленно! Надо выехать засветло, чтобы проверить, будет ли преследование. Если будет, прокатим маньяка до прокуратуры – иного выхода нет. Анну следует переодеть и загримировать до неузнаваемости. Где же детское Аленкино платье? Ладно, наденет это.