Дима вздохнул и пошел к калитке. Впервые за столько лет ему приснилась гибель отца и… Он вспомнил. Какого черта там делала эта тварь?! Она подыхала. Подыхала, как он это себе представлял не раз. Он хотел подкараулить ее и изрезать лицо ножом, а еще лучше облить кислотой. Чтоб ее бесстыжие глаза вывалились и дергались в конвульсиях, как крысы в капкане. Он просто хотел, но не больше. На большее его бы и не хватило. Теперь он даже думал, что именно это и стало одной из причин ее ухода. Его хватало только на то, чтобы выплеснуть весь негатив на бумагу, заплести в сюжет свои житейские обиды. Он долго фантазировал, как изуродует ее, вот она и приснилась ему во всей красе.
Дима подошел к крыльцу. Что-то насторожило его, заставило остановиться. Что-то незначительное. Скрип или шелест клеенки на ветру. Что бы это ни было, это происходило в сарае. Он медленно направился к двери. Дима очень жалел, что не прихватил ничего тяжелого с собой. Он подошел к сараю, попытался разглядеть что-либо в щель, но она была слишком мала и поэтому была просто черной полосой. Дима медленно потянул дверь на себя. Внутри все напряглось, сжалось в маленькую точку. Он чувствовал себя пятилетним пацаном в темной комнате перед долбаным чуланом, кишащим монстрами. Он знал, что, выскочи сейчас оттуда кто-нибудь, маленькая точка внутри взорвется и повредит мозг. Как пить дать, повредит. И будет он до конца жизни крутить дули голубям, как говорила бабушка. Хорошо, если так, а то ведь может и мочиться под себя при каждом шорохе.
За размышлениями о голубях, дулях и собственном сумасшествии он совсем забыл о монстрах. Дима стоял на пороге сарая и смотрел на открытую дверь в полу.
«Она все-таки есть», – подумал он.
Странные звуки доносились из черного прямоугольника. Дима подошел ближе. Лестница убегала вниз и пряталась в темноте. Что там еще пряталось, кроме лестницы, оставалось догадываться. Дима, конечно же, хотел проверить, кто там, но только днем и при свете хотя бы фонаря. Он на всякий случай осмотрел полки и стеллажи в поисках какого-нибудь осветительного прибора. Сейчас подошла бы даже керосиновая лампа. Хотя Сысоев не был уверен на все сто, что пойдет в логово монстров с этим доисторическим прибором.
На полках, кроме ржавых отверток с отколотыми ручками, пары молотков и топора без топорища ничего не было. Дойдя до правого угла, Дима понял, какой он болван. Лампочка на длинном проводе свисала с гвоздя, вбитого в балку. Он, словно крот, лазил в темноте и, только когда ткнулся носом в нее, понял, как все запущено. Голова действительно плохо работала, но связать это с выпитым он никак не мог. А вот с недопитым запросто. Ему снова захотелось выпить.