— Но это не значит, что вы можете обманывать людей только потому, что вам страшно. Милторпа, Аргоси, Гудкайнда или кого-то другого. Страх не может служить оправданием.
Она вскинула подборок.
— Я ничего не боюсь.
— Боитесь, — возразил Майлс. — И имеете на это полное право. Каждый боялся бы в вашем положении, — безжалостно продолжал он. — Вы так боитесь, что готовы отрицать собственную сущность — только бы подавить свои страхи. Вы мучаете себя, неужели не ясно? И клянусь Господом, вы чересчур гордая.
Она вспыхнула.
— Гордая?! Кто бы говорил!
Это было так неожиданно, что он опешил.
— А как насчет леди Джорджины, Майлс? Думаете, вы будете счастливее с ней, чем я с Гудкайндом или с Милторпом? Просто вы имеете то преимущество, что всю работу сделали за вас. Ведь это ваш отец выбрал ее, не так ли? Привел за ручку к вашей двери. А вместе с ней подарил вам осуществление вашей мечты.
— На мне — честь семьи! Долг перед людьми, которые нуждаются во мне. Я не могу пренебречь этим.
— Я понимаю, и клянусь, не осуждаю вас за это. Но это не опровергает того, что я сказала. Вы не лучше меня.
Он промолчал, признавая ее правоту.
— Что, по-вашему, я должна делать? — спросила вдруг Синтия. — Ведь я всего лишь хочу иметь то, что есть у вас и Вайолет. Почему у меня не должно быть удачного брака, денег и дома? Но только… Я не возьму деньги у вас, Майлс. Поэтому не предлагайте мне их. А теперь скажите: что, по-вашему, я должна делать?
«Останься со мной навсегда. Будь моей любовницей. Занимайся со мной любовью каждую ночь, пока мы будем в состоянии заниматься этим». Она прочитала это в его глазах, а он прочитал в ее глазах, что она изо всех сил противится искушению.
— Не говорите этого, — прошептала Синтия.
Майлс вздохнул.
— Хорошо, я не стану просить вас об этом.
Они надолго замолчали. Лошади в стойлах перебирали копытами, и где-то неподалеку птица изливала свою радость на солнце.
— Просто, оценивайте людей, исходя из того, кто они есть, Синтия. И только потом — исходя из того, что они могут вам дать. Не стоит смотреть на человека как на ходячие двадцать тысяч фунтов. Или как на скучного второго сына.
Последняя фраза вырвалась у него, прежде чем он успел спохватиться.
Синтия замерла, и на ее лице отразилось изумление, какое бывает от внезапного удара в живот.
— О, Майлс!.. Значит, вы слышали, что я сказала, когда вы впервые увидели меня, на балу у Малверни… в голубом платье. Вы слышали, как мы с Лизой говорили о вас.
— Вижу, вы помните, что сказали, — кивнул Майлс.
Они снова помолчали.
— Что ж, я ведь уже признала, что я скверная, — пробормотала наконец Синтия.