— Наверное… ему стало плохо, — потихоньку сказала Вайолет тем немногим, кто решился осторожно поинтересоваться. — Видите ли, тропическая лихорадка периодически возвращается. Приступ пройдет, и он снова будет в полном порядке.
Хотя после возвращения домой у Майлса не было ни одного приступа, все сочувственно закивали. Если человеку стало плохо, то почему бы не от такой экзотической болезни, как тропическая лихорадка?
Проводив гостей, Синтия и Вайолет поднялись в свои спальни, а мужчины уединились в бильярдной. Прежде чем распрощаться на ночь, лорд Милторп заверил Синтию, что договорился с Майлсом о стрельбе по мишеням.
Переступив порог своей комнаты, Синтия помедлила, затем подошла к окну и заглянула за штору. Она ощутила странное облегчение, обнаружив, что паутина в углу осталась нетронутой.
Какой ненадежный способ существования — на паутине, которую плетешь для себя.
Но с другой стороны, что может быть надежнее, чем полагаться на самого себя?..
Она подула на паутину, и та затрепетала. Паук устремился вверх, затем остановился и замахал двумя конечностями — точно джентльмен, вызывающий кеб, или продавец, грозящий малолетнему воришке.
— Извини, что побеспокоила, Сьюзен. — Ей доставило удовольствие дать паучихе красивое имя. — Спокойной ночи.
Сьюзен затихла, уставившись на нее. Затем отползла в угол и вроде бы задремала. Впрочем, трудно было сказать, чем она занята, если не знать повадок пауков.
Майлс Редмонд наверняка знал это. Как и многое другое.
Синтия видела, как он покинул комнату во время танцев. И она ощутила его уход почти физически, словно он увлекал ее за собой. В нем чувствовалась какая-то властная сила. А сегодня днем, когда он отвел их компанию от огромной паутины…
Ее вдруг осенило. Вероятно, Майлс Редмонд видел мир как множество маленьких миров со своими сложностями, красотой и буйством жизни. И все они — населенные пауками, людьми и плотоядными растениями — одновременно разделены и взаимосвязаны… как паутина.
Вот почему ей часто казалось, что в нем содержится целая вселенная.
«Все имеет значение», — сказал он. Прежде чем резко повернуться и оставить ее одну.
Синтия помотала головой, пытаясь изгнать Майлса из своих мыслей. Он не имел права задавать ей вопросы, злиться и касаться ее как чего-то драгоценного, чудесного и обжигающего. И она не может позволить своему телу тосковать по нему, потому что этот путь ведет к катастрофе, к крушению всех ее надежд.
В качестве дисциплинирующего акта она подошла к гардеробу, достала свою сумку и встряхнула. Раздался звон. Она сунула руку внутрь и потрогала свои последние пять фунтов.