Конечно, если учесть, что мы рассчитывали ни неожиданность, то мистер Райдер нас не разочаровал. Но однако нужен был человек со способностью проникновения в суть и с воображением отца Смита, чтобы обнаружить в викарии нечто большее, чем просто эксцентричность, хотя теперь, когда я смотрел на его бледные заплаканные щёки и глаза, в которых отражалась пустота, я понял, что должен был догадаться давным-давно.
Месье Пико, который, казалось, во время истерики викария несколько растерялся, вновь возвратился к насущным делам. «Когда вы были в саду, месье, — вежливо произнёс он, — вы видели окна дома?»
— Нет.
— Совсем? За всё время, что вы там были?
— Нет.
— А вы не могли бы сказать, было ли освещено хоть какое-нибудь окно на лицевой стороне дома?
— Нет.
Я желал, чтобы месье Пико оставил, наконец, его в покое. Я был уверен, что бедняга снова собирается погрузиться в те неприятные рыдания.
— Где précisément[41] вы были когда услышали крик?
Я был прав. Вместо ответа викарий вновь закрыл лицо руками. «О, оставьте меня, наконец, в покое, — простонал он. — Я поступил плохо. Но кто без греха? Кто из вас невинен? И у греха, что на моей совести, нет ничего общего с вашим делом. Абсолютно ничего. Нет, я не могу сказать вам больше ничего, что помогло бы найти убийцу. Так оставьте меня в покое...»
Он встал и, пошатываясь, направился к двери. Я увидел, что детективы обменялись недовольными взглядами.
— Я считаю, что этот человек — просто Проныра Паркер[42] самого неприятного вида, — прокомментировал Сэм Уильямс, когда дверь за мистером Райдером закрылась.
— Но позвольте напоминать вам, — сказал отец Смит, — что были Паркеры ещё менее нормальные и более зловещие, чем этот Паркер, вошедший в пословицу. Был Томас Паркер, который был лордом-канцлером Англии и мелким воришкой, или преподобный Мэтью Паркер, который был не только архиепископом Кентерберийским, но и протестантом.
— Именно так. Ну, теперь, когда мы услышали всех этих дам и джентльменов, лично я не прочь вздремнуть, — сказал лорд Саймон.
Я был изумлён и разочарован этим заявлении. Во время допроса я ничуть не сомневался, что к его концу детективы окончательно оформят свою теорию и мы увидим арест ещё до того, как пойдём спать. Казалось, что уж они-то знали, куда ведут их вопросы, и хотя у меня самого никаких подозрений не сформировалось, я отнёс это, достаточно традиционно, к собственной некомпетентности и тупости.
— Но... разве вы не знаете, кто убийца? — прямо спросил я лорда Саймона.
— Вместо того, чтобы рассказывать вам то, что я знаю, — ответил он, — позвольте мне перечислить несколько вопросов, ответы на которые мне всё ещё неизвестны. Я не знаю, кем может быть мистер Сидни Сьюелл. Я не знаю, кто такой пасынок миссис Терстон, если только это не один и тот же человек...