— Ты спрашиваешь у меня?
Машкины бровки встали домиком, глаза — вдвое больше.
— Врачи запретили волноваться, — произнесла Эля в свое оправдание. — Полтора года ни о чем не думала, ни о чем не волновалась. И тут такое волнение — не помню, о чем я не волнуюсь.
Минаева фыркнула и побежала прочь. Легкой такой рысцой. Километра три точно прочешет.
— Кстати! — Машка развернулась и побежала задом-наперед, но все в том же направлении, к горизонту. — Ты почти не хромаешь. Заметила?
— А я хромала?
В тайной надежде, что бывшая одноклассница передумала убегать, Эля ускорила шаг.
— Довольно сильно! Ты еще рассказывала, что до школы упала со ступенек, ногу сильно подвернула.
— Не помню.
Улыбка слетела с лица Минаевой. Она секунду постояла, а потом побежала дальше.
Эля боролась с желанием догнать отличницу, схватить за плечи и как следует встряхнуть. Все-таки нечестно — молчать, когда что-то знаешь. И не звать домой, когда к тебе идет голодный человек, тоже не очень хорошо. Но Машка такая — она никогда не считала себя кому-то в чем-то обязанной. Всегда жила по-своему. Это, наверное, было правильно.
Эля потрогала себя за нос. Идти некуда. Чтобы доехать до мамы, нужны деньги, которые лежали в сумке, которая осталась в каптерке, которая находится на конюшне. Может, вернуться? Народ там еще не разошелся…
Эля побрела, невольно повторяя свой недавний маршрут — мимо гаражей, пятиэтажек, школы, парочки высоток. Папа сказал, что Элю лучше не волновать, значит, он будет рад, если она придет домой, вся такая неволнительная.
Волновать ее стали не дома, а еще на подходе, во дворе.
На лавочке восседал Овсянка. Около его ног стояла Элина спортивная сумка. А на качелях, самозабвенно откидываясь на вытянутых руках, качалась Виолетта. Она запрокидывалась далеко назад. Так и виделось, как все перед ней вставало вверх тормашками. Это, наверное, было здорово. По крайней мере лицо у нее было счастливое.
Глава одиннадцатая
Чувство улыбки
— Мы привезли твою сумку, — встал с лавочки Овсянкин.
«Мы» резануло, но Эля сдержалась. Главное в общении с идиотами — не волноваться. И папа ее об этом просил…
— Ой, привет! — соскочила с качелей Вилька. Она раскраснелась и еще больше растрепалась.
— Привет, — ехидно отозвалась Эля. — Давно не виделись.
Вилька покраснела больше и стала пятиться к Овсянкину. Умная девочка. Так и тянет ей врезать.
Алька не подходил, так и стоял около лавочки. Чтобы докричаться до Эли, ему приходилось напрягать связки. Ну и пускай кричит, если ему так нравится.
— Ты можешь ходить на конюшню. Я все Мише объяснил.