— Ты похоронил его? — прошептала моя бывшая напарница.
— Нет. Но я уверен, что теперь тело Ганса никто не побеспокоит.
Его не коснутся ни черви, ни трупоеды из иных существ, ни зло, ни свет. Он навечно останется во мраке, пока свод пещеры не обвалится и не превратится в саван для моего старого друга.
Одинокая слезинка покатилась по ее щеке, и Кристина поспешно, точно стыдясь, вытерла ее тыльной стороной ладони.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что нашел его. За то, что рассказал мне. За то, что я теперь знаю.
— Но почему ты не сделала этого? Столько лет, Криста. Мы все так долго его искали, не сдавались, верили. А ты все знала. Знала с самого начала, но ни черта ничего не сказала! Никому из нас!
Я чувствовал, как холодный гнев просыпается у меня в груди. Он жил там еще с осени, с тех пор как я понял, что девушка как-то связана с Гансом и его исчезновением.
— Будь моя воля, ничего не говорила бы и дальше.
— Почему?
— А что было бы?! Что бы тогда случилось, Людвиг?! — крикнула она мне в лицо, разом теряя все свое спокойствие. — Скажи мне! Ты бы принял это?! Отошел бы прочь?! Сказал бы: ну что поделать, раз такова его судьба?! Кто из тех, кого мы знаем, отступил?! Кто?!
Теперь слезы лились из ее глаз непрерывно, и она не стеснялась их.
— Я сама отвечу: никто! Ты, Гертруда, Львенок, Шуко, Рози не остались бы в стороне, бросились бы спасать то, что уже нельзя спасти, или того хуже — мстить. Кто из нас обладал особым разумом десять лет назад? Вы погибли бы, как и он. А если бы вмешались не мы, единицы, а целое Братство? Только представь, Людвиг, самый серьезный конфликт с Церковью за всю нашу историю. Нас бы смяли и уничтожили, если бы мы только посмели поднять на них руку!
Она была права, но я все равно считал, что ее молчание слишком жестоко для тех, кто до сих пор жил надеждой.
— Думай обо мне что хочешь, но, заклинаю, сохрани тайну. Не стоит никому знать, что Ганс нашел смерть в монастыре каликвецев. Это слишком опасная информация.
— Ты была не вправе решать за других, Кристина. Какие бы благие намерения тобой ни двигали.
— Я ни о чем не жалею.
Я взял себя в руки, откинувшись на стул:
— Почему его убили? Что он хотел от монахов?
— Не знаю.
Она выдержала мой взгляд, но я лишь вздохнул:
— Это ложь.
— Пусть так, — легко согласилась она. — Но правда о причинах смерти Ганса теперь ничего не изменит. Все давно закончилось, Людвиг. Все в прошлом. Оставь его, иначе оно проснется и убьет тебя.
— Ты ведь меня знаешь. Я все равно докопаюсь до истины, пусть для этого потребуется еще десять лет.
— Не с моей помощью. Прости, но я не желаю брать на себя ответственность за твою смерть.