Я посмотрел ей в глаза, понял, что все бесполезно, что я не смогу переубедить ее, что Кристину, человека, с которым я когда-то учился, рос, жил и сражался плечом к плечу, уже не вернешь. И вышел из дома, плотно прикрыв за собой дверь…
Я шел по темному пустому тракту к Крусо, а на душе у меня скребли кошки.
Что же. Я хотя бы попытался. Она приняла решение. Выбрала свою судьбу, свою жизнь, свою цель. И бессмысленно ловить руками ускользающую тень. Тратить время и силы. Я узнал ответы на вопросы, которые меня волновали, и теперь следует двигаться дальше. Идти вперед и не оглядываться.
Впереди показались два знакомых силуэта. Один высоченный и долговязый, другой невысокий и сухонький.
— Не вышло? — негромко спросил Проповедник. — Почему?
— Я не могу спасти ее от самой себя, дружище.
— Тяжело ввести людей в Царствие Небесное, если они не желают спасения, — пробормотал он и сказал куда громче: — Но теперь Церковь найдет ее и накажет как заговорщицу.
— Или не найдет, если удача будет на ее стороне.
Я сунул руки в карманы, шагая дальше, и они пристроились рядом.
— И что теперь? — не выдержал Проповедник.
— Займусь делами. В мире полно темных душ. Съезжу в Арденау. Я не был на родине несколько лет. Встречусь с Гертрудой. Расскажу обо всем, что здесь произошло, старейшинам. Братство должно быть готово к неприятностям.
Мы со старым пеликаном сделали еще несколько шагов, прежде чем поняли, что Пугало нас не сопровождает. Оно стояло на дороге, вытянувшись в струнку, точно терьер, почуявший лису, и смотрело туда, откуда я пришел.
— Эй, Соломенная голова! — окликнул его Проповедник. — Забыло, куда надо идти? Э-эй! Мы здесь. Иисусе Христе, ты не только онемело, но и оглохло?!
— Погоди, — нахмурился я и подошел к Пугалу.
Оно мелко дрожало, и в узких глазах то загорались, то гасли два маленьких уголька.
— Что там? Что ты видишь?
Оно положило мне на плечо тяжелую, костлявую руку и развернуло, предлагая смотреть не на него, а на мрачную дорогу, бархатное звездное небо и темные силуэты деревьев, выступающие на этом фоне. Вокруг была последняя ночь зимы, странная той зловещей тишиной, которая застигает одинокого путника на пустынном тракте. Я, кажется, не дышал, вместе с Пугалом смотря во мрак. И тот ответил мне.
Золотистой искрой. Золотой вспышкой. Золотым светом.
Огонь цвета жидкого золота поднялся выше древесных крон и тут же опал, оставив в небе золотое зарево.
— О, Господи! — ахнул Проповедник.
Но я уже не слушал его. Бежал обратно.
Золотые костры, такие теплые, прекрасные, похожие не на обычный огонь, а на расплавленный драгоценный металл, горели повсюду. В лесу, на огромном пустом поле и там, где еще совсем недавно стояла старая ферма.