Оно догнало нас в коридоре, неся в руках почти три десятка украденных свечей.
— Опять мародерствуешь, — недовольно сказал ему Проповедник.
Пугало пожало плечами. Оно считало, что от монастыря не убудет.
Комнату, которую мне предоставили, даже с натяжкой нельзя было назвать монастырской кельей. Совсем не похоже на узкий крысиный лаз с голыми стенами и холодным воздухом, куда так любят запирать себя некоторые монахи.
Просторное светлое помещение с двумя большими окнами и видом на Монте-Розу, на которой отсюда можно было пересчитать каждый камушек. Все стены были сложены из отшлифованных буковых бревен, пол каменный, стол перед окном накрыт белой кружевной скатертью, основательный камин, на большую кровать наброшена оленья шкура.
Над кроватью висело распятие.
— Это ваша комната, страж. Как только у брата-управителя появится время, он примет вас. Не ходите по монастырю в одиночку, кроме тех мест, где мы с вами были. Гостям запрещено.
— Почему вы стали молиться, когда увидели меня, брат Инчик?
— Я… я был взволнован… — Он с опаской оглянулся на дверь. — Просто взволнован.
Тщедушный монах облизал губы, наклонился ко мне и шепнул дрожащим голосом:
— Несколько лет… я молюсь о милости. Ведь его прислал Господь. В наказание за наши грехи. Мы виноваты…
Он не закончил, быстро отступил назад, опустив голову, а дверь распахнулась, и в комнату вошли несколько монахов. Один принес шерстяные одеяла, другой начал растапливать камин, остальные быстро накрыли ужин, ставя на стол тарелки и кувшины.
Брат Инчик больше не разговаривал со мной, бросился помогать сутулому товарищу возле камина, а затем вышел вместе со всеми, взглянув на меня со страхом и мольбою.
— Ты понимаешь, что происходит, Людвиг? — Проповедник хмурился.
— Нет, кроме того, что он напуган. — Я смотрел на закрывшуюся дверь.
— А другие не так уж и дрожат от страха.
— Или же просто лучше это скрывают. — Я сел за стол, тогда как Проповедник плюхнулся на мою кровать, закинул руки за голову и счастливо вздохнул:
— Спустя долгие дни пути наконец-то приличное ложе! Только твоей ведьмы тут не хватает.
— В последнее время ты что-то часто вспоминаешь Гертруду.
— Еще бы ее не вспомнить! — фыркнул он. — Стоит тебе начать совершать рискованные глупости, как мне сразу же на ум приходит твоя беловолосая подружка. Она взяла с меня слово, что я позабочусь о тебе и остановлю, если ты будешь лезть в безумные предприятия. Но, как видишь, у меня не слишком хорошо это получается.
— Я чересчур голоден, чтобы почувствовать свою вину, — сказал я и занялся ужином.