Представляешь, внучек, — баба Киля возмущенным взглядом посмотрела мне в глаза, — мы от радости платками машем и «Ура!» орем, а он по нам начал из пулеметов строчить…
— Бабуся, — ошарашено, не веря своим ушам, почти шепотом прервал я тогда бабу Килю, — как это?!.. Вы хотите сказать, что наш советский самолет стрелял по своим?!
Баба Киля только горько усмехнулась.
— Да, в это трудно поверить, но еще живы те люди, что были тогда там. Можешь прямо сейчас,… вон, через дорогу к Васе Будыкину пойти и спросить его об этом — он тогда еще подростком был и вместе со своей семьей там, в поле прятался. А можешь и свою мамку расспросить: тогда прямо на наших с нею глазах всю семью ее подруги Вари Александровой тот самолет положил, и ее саму разрывной пулей в ногу ранило.
Не знаю: жив ли остался в ту войну этот летчик или нет, но долго тогда неслись в след его самолету наши проклятия. А у многих тогда шелохнулась растревоженная мысль о том, что вот она, наша «родная» Советская власть возвращается.
Закопали мы тогда прямо там всех погибших, и такая злость и опустошенность в наши души вселилась, что даже сил радоваться приходу наших войск не было. Все чувствовали, что где-то там, за линией фронта ненавидят нас,… как-будто мы по своей воле в оккупации оказались и до кровяных мозолей на руках немцам окопы роем.
Потом, уже после победы, когда колхоз у нас вновь заработал — засеяли это поле кукурузой, наверное, для того, чтобы ни кто и никогда даже и не вспоминал об этом случае.
А где-то на четвертый день нашего сидения в степи, когда сражение у нашего села уже было в самом разгаре, горе и в нашу семью пришло: колонну с мужчинами, которую гнали тогда немцы в сторону железнодорожной станции, — тоже наш советский самолет, разбомбил. Много тогда там наших людей полегло, и наш дед Ваня тоже там ранен был.
К вечеру того дня прибежал к нам в степь наш сосед по дому Коля Бондаренко — он через месяц после этого случая на фронте погиб, а тогда он вместе с дедом Ваней в той колонне был, и сообщил нам, что он вместе с Андреем Заболотным, который тоже после освобождения села был отправлен на фронт и дослужился до полковника, — нашего деда Ваню, тяжелораненого к нам домой принесли, что ранен он одним осколком в голову, а другим — в спину.
Господи, да, что же это! — взмолилась я тогда, — до каких же пор все это продолжаться будет?!!
Сорвавшись тогда с места, Анечка с Ниной домой побежали, я тоже за ними пошла, а там — стрельба-пальба,… снаряды, рыча и ревя, прямо на село уже падали.
Под разрывами девчонки заскочили в хату, а там, на полу в углу комнаты на тряпках дед Ваня весь залитый кровью лежит. Ни кроватей, ни шкафа одежного, ни стола в хате уже не было — немцы к тому времени уже все это из нее повыносили, чтобы блиндажи свои и укрепления строить.