Один из них — лет пятидесяти, в воронке от взрыва снаряда тогда лежал, у него было два осколочных ранения: в плечо и в ногу, выше колена. Плечо его было полностью раздробленным, а из ушей его текла кровь, его трясло, и он совершенно ничего не слышал. А другой — лет шестнадцати, лежал рядом с тремя, разорванными в клочья солдатами, метрах в двадцати от воронки. У него рука выше локтя была полностью оторвана, и был он тогда без сознания. Там же, в огороде и в саду, было еще пять таких же воронок от взрывов, и вокруг них — семнадцать убитых наших солдат лежало.
А деду Ване в тот день тоже совсем плохо уже было: огромный острый осколок от бомбы мамка твоя — Нина, прямо с ватой от телогрейки из спины деда Вани вытащила, но обработать эту рану нечем было, его трясло — он весь горел и бредил. На голове, в области виска, тоже огромная, кровоточащая рана была,… дед Ваня потом до самой смерти мучился от головной боли, да и умер он от опухоли, что потом образовалась на этом месте.
Я была в отчаянии: думала, что он до следующего дня не доживет. Послала я тогда Нину в немецкий лазарет, он тогда на нашей улице в той хате, что сейчас баба Вера живет, а тогда, там мать ее жила, и, говорю ей: проси-моли немцев, но принеси что-нибудь противовоспалительное, если не принесешь, — говорю, — то завтра у тебя отца не будет. И, ты, внучек, представляешь?! — привела Нина немецкого врача, он хоть и в немецкой офицерской форме был, но русским оказался. Прочистил он тогда деду Ване раны, забинтовал, сделал ему какой-то укол, потом он дал мне каких-то таблеток и рассказал, как их пить. Еще он сказал, что нам надо как-то из села выбираться, что в ближайшее время советские войска опять наступление начнут, и что в селе будет очень опасно находиться.
Поблагодарила я его, а выбираться из села мы тогда не стали: не могли мы деда Ваню бросить. А на следующий день ему легче стало.
Долго я потом Бога и того врача за деда Ваню благодарила. А еще — я тогда поняла, что среди фашистов тоже есть разные люди: и добрые и злые.
В тот же день, после того, как все наши солдаты были уничтожены, немцы стали по домам ходить и себе на ужин кур из автоматов стрелять. В наш двор тоже человек десять зашло, и направились они прямо в сарай. Тут же раздались автоматные очереди и немцы стали выносить оттуда убитых кур,…я до сих пор не знаю, благодарить мне их нужно за то, что они тогда в том сарае только кур наших постреляли, или нет, они ведь могли тогда запросто и коровку нашу, которая там же стояла, пристрелить себе на ужин.