Деньги таяли на глазах, бесполезные погони изнуряли, нужно было принимать какое-то решение. Фамилия Сидихин, под которой он теперь жил, пока не вызывала ни у кого никаких вопросов. Можно было бы найти невесту из купеческого сословия, единственную дочь богатого отца, и, обвенчавшись, взять фамилию тестя. Это должно было польстить новому родственнику, а ему дать защиту от преследования. В любом случае, помещиком Островским ему уже больше не бывать. Лаврентий сжал кулаки, волна горечи и злобы накатила на него. Во всем была виновата княжна Черкасская! Из-за нее у него теперь не было дома, имени и, самое главное, не было Иларии.
Лаврентий тосковал по любовнице, по ее ласковым умелым рукам, мягкому бело-розовому телу, даже по безумному блеску ярких глаз. С самого дня его побега из Афанасьево у него не было женщины — Островский боялся не сдержаться и выдать свою яростную тягу к насилию, тогда женщину пришлось бы убивать, чтобы не оставлять свидетеля, а в Москве это было слишком сложно. Но он надеялся, в конце концов, заполучить в свою власть Долли Черкасскую и Дашу Морозову, вот тогда он собирался рассчитаться с ними за все свои потери.
Уже начался июль, еще полгода — и от его денег не останется ничего. Сейчас Лаврентий еще мог приодеться и произвести впечатление на женщину. Нужно было срочно начинать искать невесту, но перспектива всю жизнь сидеть в компании властного тестя в душном замоскворецком доме была такой противной, что он никак не мог на нее решиться. Сегодня он принял окончательное решение, дав себе отсрочку до конца месяца.
Островский распахнул окно, надеясь заманить в комнату хотя бы легкий ветерок, и увидел, что в ворота усадьбы, расположенной напротив его дома, въехала ямская карета. Из-за жары верх экипажа был опущен, и молодой человек отметил, что пассажир, развалившийся на заднем сидении, скорее всего, был иностранец. Вся его сухощавая фигура, рыжеватые волосы, длинное, сильно загорелое лицо — говорили об этом.
Брезгливо подумав, что теперь понаедут богатеи-иностранцы, спешащие погреть руки на несчастье сгоревшей Москвы, Лаврентий отвернулся и пошел вглубь комнаты к своей кровати. Он чувствовал себя настолько измотанным вчерашней погоней, что прилег на кровать и заснул не раздеваясь. Поднялся он ночью, когда из открытого окна потянуло ночной прохладой, облегчено вздохнув, разделся и снова заснул. Проснулся молодой человек уже в полдень и велел кухарке хозяина, которая готовила и ему, принести что-нибудь поесть.
Женщина принесла ему щи, пирог с капустой и чай, но не успел Лаврентий пообедать, как к нему прискакал мальчик-конюх с почтовой станции на Санкт-Петербургском тракте с запиской от смотрителя. Тот писал, что дамы, похожие на тех, что ему нужны, проследовали сегодня утром в столицу. Но с ним был мужчина, иностранец, господин Браун, он заказывал лошадей и в подорожной книге расписывался сам.