- Я все понял, мистер Бёрнхем, – неожиданно успокоившись, язвительно хмыкнул генерал. – Выслушав ваши инсинуации, я имею все основании усомнится в вашей лояльности престолу... И я в ней сомневаюсь. Корнет...лейтенант Дальмонт! – Уайт развернулся в сторону юноши. – Арестуйте этого наглеца и препроводите его на гауптвахту!
- Но сэр... – протянул растерявшийся Дальмонт. – Как же так можно, сэр? Возможно, Фрэ... лейтенант Бёрнхем, в чем-то был не совсем прав, и излишне резок, но арестовывать его...
- Лей-те-нант! – зло отчеканил Уайт. – Я отдал четкий и недвусмысленный приказ, извольте его исполнить! Или вы, верноподданный Британской империи, отказываетесь исполнить распоряжение старшего по званию?!
- Сэр. Прощу прощения, сэр, – окончательно побледнел Дальмонт, – я не могу выполнить подобный приказ, сэр...
- Понятно, – катнул желваками Уайт, – еще один изменник. Лонсгейт! Лонсгейт, чёрт тебя побери!
- Я здесь, сэр! – вбежал в кабинет давешний капитан.
- Лонсгейт! Вызовите караул, арестуйте этих...господ, и препроводите их на гауптвахту, где они будут обитать вплоть до заседания трибунала!
- Будет исполнено, сэр! – капитан ожег Бёрнхема злорадствующим взглядом. – С превеликим удовольствием, сэр!
- Как же так можно, Фрэнк? – дрожащим от обиды голосом спросил Дальмонт, в очередной раз пытаясь выглянуть через узкую решетку. – Ведь то, что мы с вами сделали, иначе, как подвигом не назовешь, а вместо награды нас отправили в темницу...
- Не переживайте, Генри, – миролюбиво улыбнулся Бёрнхем, вытягиваясь на узкой тюремной койке. – Как по мне, то эта постель, вполне достойная награда. А чтобы вам было легче, скажу следующее: ничего еще не кончилось, а так же напомнить бессмертные слова: Идёт ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Вам ясно, Генри? На круги свои, и этим всё сказано.
Книга вторая.
Г Л А В А В Т О Р А Я.
20 февраля 1900 года. Окрестности шахтерского поселка Кингсгроув.
Едкий дым резал глаза и назойливо, уподобившись суетливому местному гнусу, лез в рот и ноздри. И хотя никто из ворвавшихся в лагерь огнем особо не баловался, оставленное без присмотра пламя само нашло и пищу, и развлечение.
Костерок, вяло тлевший в нескольких ярдах от палатки, воспользовавшись всеобщей сумятицей, осторожно разбросал огненные лепестки по сторонам. Словно белка, огонь перепрыгнул на валяющуюся поблизости ветку и, сочтя её слишком маленькой, побежал дальше по сухой траве. Найдя подходящую добычу, он жадно вгрызся в полотно походного шатра, и теперь урчал, словно довольная кошка, потрескивая и рассыпая искры. Вот только людям не было до этого никакого дела. Они занимались истреблением подобных себе.