Ему хочется кричать. Как он может им объяснить, если они сами не понимают, не видят? Они не знают, что это такое: дожить до шестнадцати лет с сознанием, что ты нежеланный ребёнок! Он, Старки — неизвестно откуда взявшееся дитя непонятной расы, которого подкинули на порог этим людям цвета сиены[2], таким бледным — ну ни дать ни взять вампиры. Каково помнить тот день, когда тебе исполнилось три года, а твоя мама, только что родившая дочку и всё ещё в тумане от наркотиков, которыми её накачали во время кесарева сечения, идёт с тобой на пожарную станцию и умоляет забрать тебя и поместить в приют? А как насчёт утра Рождества, когда получаешь подарок, купленный не затем, чтобы доставить тебе радость, а по обязанности? А твой день рождения — ненастоящий, потому что никто не знает, когда ты родился; известен только день, когда тебя оставили на половике у двери, надпись на котором — «Добро пожаловать» — некая молодая мамаша поняла слишком буквально?
А травля в школе?!
В четвёртом классе родителей Мейсона вызвали на ковёр к директору. Их сын сбросил одного пацана с верхней площадки «джунглей»[3]. У того сотрясение и перелом руки.
— Почему, Мейсон? — спрашивали его родители тут же, в кабинете директора. — Почему ты так поступил?
Он ответил: потому что другие дети дразнят его «Аистарки», а запустил эту кличку именно этот пацан. Он наивно думал, что родители встанут на его защиту, а те попросту отмахнулись, как будто это ничего не значило!
— Ты мог бы убить мальчика! — выговаривал ему отец. — А всё из-за чего? Из-за каких-то слов? От слов больно не бывает!
«От слов больно не бывает»?! Да это самая страшная ложь, которую внушают детям взрослые в этом мире! От слов куда больнее, чем от любой физической раны. Он, Старки, с радостью получил бы сотрясение мозга и сломал бы себе руку, лишь бы его никогда не тыкали носом в то, что он подкидыш!
В конце концов его перевели в другую школу и заставили ходить к психологу.
— Это чтобы ты хорошенько подумал о том, что натворил, — напутствовал его директор в бывшей школе.
И он, как паинька, очень много думал над тем, что натворил, и пришёл к выводу, что надо было затащить того пацана на площадку повыше.
Ну, и как это всё объяснить? Как уложить целую жизнь, полную несправедливости, в несколько мгновений, перед тем как юнокопы выволокут тебя из дома? Ответ ясен: даже и не пытайся.
— Мне очень жаль, Мейсон, — говорит отец, и на его глазах тоже слёзы. — Но так будет лучше для всех. В том числе и для тебя.
Нет, Старки никогда не удастся сделать так, чтобы предки поняли его, но зато он уж постарается, чтобы последнее слово осталось за ним.