— А кто такой Фейсал?
— Арабский король… Первый арабский король. Теперь у нас, как и у других народов, есть свой король, есть свое государство…
Мать, должно быть, толком ничего не поняла и поэтому не выразила особой радости по поводу случившегося. Отца это расстроило, но он продолжал объяснять матери:
— Твое невежество простительно, но я-то все знаю…
Там, в порту, жизнь продолжается. Ты разве ничего не слышала от соседей? Турки больше не смогут упрятать меня в тюрьму, поняла?
— Поняла… Я, как и ты, не люблю турок, но что же будет с нашим домом и садом? А что делать с цветами?
— Дом мы продадим или бросим, бог с ним. В Искандеруне у тебя будет и свой дом, и свой сад, и свои цветы… Там мы сможем жить спокойно, зная, что турки на нас не нападут. Больше не будет страшных, тревожных ночей. И наконец мы избавимся от квартала «Аш-Шарадык»!
— От нашего квартала? Но мы прожили здесь все эти годы!
— Мы были здесь чужаками… Теперь, слава аллаху, кончилась жизнь на чужбине… Мы вернемся на родину, разве тебя это не радует?
Мать сделала вид, что согласна с отцом, но все же неизвестность, конечно, пугала ее.
— Да… но, видишь ли…
Отец насмешливо спросил:
— Жалко оставить дом, не так ли?
В его голосе звучали гневные нотки, и это не укрылось от матери, но она не могла остановиться:
— Ты приносишь в жертву дом… не только дом, но и нас всех…
— Хватит, хватит! Довольно причитать. С завтрашнего дня начинаем готовиться. Продадим ненужные вещи, возьмем с собой только одежду и постели. Все там купим… Лишь бы добраться благополучно, увидеться с нашей родней. Разве тебе этого не хочется?
Мать взволнованно заговорила:
— Да… Мы так ждали этого, Салех. Будь проклята чужбина…
Отец сказал:
— У нас есть немного денег, я поднакопил…
— А меджиди[8] там идут?
— Серебро, как и золото, ценится везде.
— Постарайся продать дом. Зачем оставлять его другим?
Отец обрадовался:
— Это я сделаю… А понадобится, так сам его разберу и продам на дрова… Пусть это тебя не волнует.
— Я во всем полагаюсь на тебя… Ты наш защитник, глава семьи, за твоей спиной мы чувствуем себя в безопасности… Да продлит аллах твою жизнь.
Отец повеселел, покорность матери успокоила его.
Разумеется, он полновластный хозяин в доме, последнее слово всегда остается за ним. Но он считал необходимым заручиться одобрением или хотя бы согласием жены. Внешне суровый и непреклонный, в душе он был мягким человеком. Его радовало, когда в семье царило согласие и к его мнению прислушивались.
На следующий день новость облетела весь квартал. «Кончились мытарства на чужбине, мы едем домой», — говорили люди друг другу. Уговаривать или заставлять арабов вернуться на родину не было нужды. Люди не забыли злодеяний турок. «Теперь мы освободимся от гнета, избавимся от атмосферы постоянной вражды. И потом, где гарантия, что турки снова не нападут на квартал и не перебьют его жителей? Разве вы не слышали о резне армян?» Воспоминания звучали предостережением. Слухи змеями поползли между лачугами. У них точно вырастали новые головы с ядовитым жалом. И те, кто не думал о возвращении, волей-неволей вынуждены были об этом задуматься. Об отъезде заговорили все — мужчины, их жены, женщины и их дети, юноши и их невесты, соседи и их соседи, квартал превратился в пчелиный улей, жители были заняты только тем, что заканчивали свои дела и готовились к отъезду морем — единственным доступным им путем…