За нею выступил директор школы. За ним произнесла поздравительную речь девочка-японка с проволочными скобами на зубах. Затем началась раздача наград. Когда двое близнецов, русских молокан, получили приз лучших учеников выпускного класса, в зале расплакалась скелетообразная женщина с сильно выступавшими скулами.
Глория отключилась от происходившего, поиграла мысленно в крестики-нолики на клетчатом свитере сидевшего перед ней мужчины. Потом обвела взглядом зал и ничего интересного не увидела. Висевшая здесь с 1974 года лиловая перетяжка, извещавшая о проведении школьного конкурса научных проектов, бахвалилась выпавшим ей на долю долголетием.
Мама коротала время, подергивая пуговицы своей блузки, да так, точно хотела их оторвать, — сознательно она ничего подобного делать не стала бы. Этот единственный ее приличный наряд из шелка и кружев, никогда не бывший по-настоящему модным, но сохранивший превосходное состояние, Мама получила в подарок от своей нанимательницы из Бель-Эра — вместе с кипой одежек, из которых успели вырасти чьи-то дети. Глория старалась этого тряпья избегать, а Хезус Хулио говорил о нем: «Имел я это говно во все дыры».
А вот блузке пришлось потрудиться. Мама надевала ее в церковь. Собственно, в тот вечер Глория впервые увидела ее на Маме не в церкви, а где-то еще.
— Переходим к развлекательной части нашего вечера, — объявила мисс Харкорт. — Вы увидите избранные сцены из пьесы Оскара Уайльда «Как важно быть серьезным».
Все вытянулись на своих стульях в струнку — хаос начинался.
Пьеса была длинная, а времени на ее представление отвели немного, поэтому мисс Харкорт ввела в нее рассказчика, который описывал опущенное, — дело не из легких, если учесть, что действие пьесы урезали до восьми минут. Год за годом это ограничение обращало любой спектакль в совершенный абсурд. Когда на сцену вынесли столик и пару потертых стульев, а один из выпускников, подойдя к ее краю, сообщил: «Действие пьесы начинается в роскошной гостиной Алджернона Монкрифа», зал уже разгулялся вовсю. Кто-то пустил над ним бумажный самолетик, совершивший вынужденную посадку в третьем ряду У задней стенки какой-то малый затявкал, перемежая это занятие непристойными звуками, и его вывели из зала под вялые аплодисменты.
— Зачем они это делают? — сердито прошептала Мама.
Глория сжала ладонями голову. Думать она могла только о том, какой чудовищный скандал устроит этим вечером дома ее брат.
Первая реплика Хезуса Хулио была такой: «Я люблю Гвендолен и приехал, чтобы сделать ей предложение». Он расхаживал по сцене, то и дело налетая на мебель. Зрители глумливо хохотали, улюлюкали и выкрикивали язвительные замечания. Мама отчаянно дергала пуговицы блузки.