— Как звать тебя, сын мой? — обратился к неизвестному взволнованный аббат.
— Жак д’Авеню, — клацая зубами от холода, проговорил юноша столь худощавый, что, казалось, мог бы спрятаться в тени копья. — Я — человек графа Тибо Шампанского.
Глаза Бернара радостно вспыхнули.
— Как же ты пробрался сюда?
— По сточной канаве. Правда, здесь в стене была решетка, и пришлось долго выковыривать один из железных прутьев, чтобы пролезть. Но что ж делать. — Юноша вновь прильнул к чаше с горячим вином.
— Принесите ему одежду, — скомандовал настоятель.
— Уже послали, — сообщил монах. — Сейчас будет.
— Мой господин велел передать, — отрываясь от согревающего напитка, вновь заговорил посланец, — что крайне разгневан злодеянием, на которое решился король. Тем паче что люди толстяка своевольничают не в Иль-де-Франс, а в нашей Шампани. Граф Тибо разослал гонцов к верным людям, и скоро вся Франция вспыхнет, дабы покарать слугу Антихриста и лишить его не только короны, но и самой головы. Вам стоит лишь приказать, и храбрый Гуго де Пайен с его рыцарями и мечами проложит торный путь в Клерво. И нет силы, которая бы устояла пред силою воинов Христовых.
Бернар почти с нежностью поглядел на юношу, переставшего вдруг дрожать и гордо расправившего плечи на последних словах.
— Согрейся, отдохни. Вечером пойдешь назад. Я выскажу свою волю.
Ветер сонно ворочался в обвисших парусах, едва напоминая о себе. Убедившись, что изменения погоды не предвидится, капитан без особой, впрочем, надежды поскреб мачту, послюнявил указательный палец и, не дождавшись усиления ветра, приказал идти на веслах. Море едва плескалось за бортом. Казалось странным, что еще совсем недавно оно поднимало валы, перехлестывающие через корабль.
Федюня Кочедыжник стоял на палубе, созерцая безграничный простор, открывавшийся его взору. Можно было решить, что вид этой соленой вечно движущейся пустыни приковывает его внимание. Но выросшего у берегов Понта мальчишку трудно было удивить морскими пейзажами.
— О чем задумался, приятель? — Лис подошел к Федюне и положил руку ему на плечо.
— Гарри взял город, — не спуская глаз с еле заметной ряби, со вздохом ответил Кочедыжник.
— Откуда ты знаешь?
— Вижу. Сам не пойму как, но вижу. Прежде такого не было, а сейчас вдруг — раз! И точно не посреди окияна, а вот — совсем рядом, лицом к лицу. Все своими очами вижу, а сказать ничего не могу. Растолкуй, дядька Лис, в чем моя вина? Разве я кому что дурное сделал? Разве бранил кого? Или старшего не почтил? Почто казнь такую претерпеваю?
— Что ты, Федь?
— Я Гарри с земли поднял. Он ходить не мог. Разве дурно, что помог ему? А он нынче город взял, объявил себя принцем, начертал на щите знак с тремя змеями — навроде этого. — Он вытащил из-за пазухи амулет. — И моим именем храмы жжет. Разве я когда мог о том помыслить?