Он положил к ногам Папы наперсный крест и перстень настоятеля храма.
— Я не смог уберечь его и достоин кары.
— Ты достоин награды как верный и храбрый воин, — после недолгой паузы заговорил понтифик. — Так же, как враги твои достойны геенны огненной.
«Хорошее сравнение, — предательская улыбка чуть не искривила губы барона ди Гуеско. — Ах, как играет свет в рубине на его указующем персте! Проклятие, этот указующий перст был бы хорош и без рубина!»
— Но довольно о мертвых, — продолжал Гонорий II. — Всевышний упокоит великомученика среди праведников своих, и ангелы в царствии небесном воспоют ему осанну. Мы же покуда на земле и займемся делами земными. Во-первых, следует незамедлительно отменить интердикт.
— Если мне будет позволено сказать — это весьма уместно. Король Людовик ныне сражается с мятежниками как в Шампани, так и в Нормандии. И стоит ему ударить по одним, как он тут же оборачивается спиной к другим. Интердикт же лишает его возможности опереться на рыцарство и простой люд даже в собственных землях.
— Молчи, Анджело! Я знаю, что такое интердикт, — оборвал его ключник святого Петра. — Эрманн, ты говорил, что герцог Конрад Швабский был бы предпочтительнее на императорском троне, нежели иные претенденты?
— Я и продолжаю это утверждать, Ваше Святейшество. Герцог не по возрасту мудр. Храбростью он не уступает пылкому яростному Генриху Льву, и куда моложе, а стало быть, энергичнее и выносливее старого Лотаря Саксонского. К тому же его благочестие известно всякому, кто живет в землях Империи.
— Так вот, подготовь ему письмо. Если он силой оружия поддержит короля Франции, я признаю его права на императорский трон и сочту уместными его притязания. Подготовь энциклику,[74] в которой я снимаю интердикт с Франции и отлучаю от Церкви еретика и братоубийцу Бернара и всех, кто посмеет следовать за ним.
— Сегодня же все будет готово, Ваше Святейшество.
— Уверен, ты прекрасно справишься.
— Дозвольте мне лично доставить ваше послание королю Франции, — расправил плечи барон ди Гуеско. — Я обещал государю, что на коленях буду умолять вас спасти его королевство, и мне было бы весьма лестно, если б Ваше Святейшество позволили засвидетельствовать мою честность по отношению к христианнейшему королю Людовику.
— Ты настоящий рыцарь, дон Анджело. Такой, каким подобает быть истинному сыну церкви, опоясанному мечом. Но ты устал, измотан…
— Даже если я умру через мгновение после того, как вручу ваше послание Людовику Французскому, нет для меня большей награды, чем эта.
Гонорий II восхищенно причмокнул и улыбнулся: